работы, — она шутливо подтолкнула меня локтем в бок, — заведёшь новые знакомства. Я тоже не отказалась бы от такого задания: всё равно что в санатории побывать. — Она гибко потянулась всем телом. — Представь, что ты едешь в Ялту, на море. Пальмы, каштаны, прогулки по набережной, оркестр на танцплощадке играет «Рио-Риту».
Вика вскочила и легко повернулась вокруг себя, словно приглашая меня на танец. Я попыталась улыбнуться, но уголки губ упрямо двигались вниз. Вика удивлённо подняла брови:
— Ну что же ты, Улька? Не рада, что ли?
Мне наконец удалось перебороть себя.
— Рада, но я вальсы люблю. Мы с одним человеком придумали вальс кремлёвских звёзд.
— Это с лейтенантом, что ли? — встряла в разговор Илга. — А он симпатичный. Смотри, отобью. Заглянет к тебе завтра в гости, а ты тю-тю — откомандирована.
— Не заглянет, он уже на передовой.
Меня распирало от желания рассказать подругам, куда я завтра иду. Не ради пустого хвастовства, а чтобы успокоили, утешили, сказали: «Не трусь, Ульяна, мы будем тебя ждать, а придёшь, напоим чаем и закатим пир горой!»
Когда уходишь надолго, самое главное, чтобы тебя ждали, думали о тебе, и тогда, если ты останешься в одиночестве, рядом будет надежда на встречу, потому что мысли, как прочные нити, привязывают одного человека к другому.
Я растёрла лицо руками и свернулась комочком на своей койке.
— Устала. Попробую заснуть.
Ночью, лёжа без сна под мерное дыхание спящих девушек, я вынужденно призналась себе, что боюсь до жути, до обморока. К утру у меня заболели живот и голова, а руки и ноги похолодели до температуры льда в январскую стужу. Майор сказал, что можно отказаться. Ну куда я пойду в таком состоянии? Мне стало до слёз стыдно от собственной трусости, и я несколько раз стукнула себя кулаком по лбу, выбивая дурь. Надо признаться — не помогло.
Я кое-как сползла с койки и с завистью посмотрела на подруг. С шутками, пересмешками, они собирались на работу, чтобы прожить свой обычный день, наполненный тяжёлым трудом, который вдруг показался мне теперь приятным и лёгким.
— Ульяна, опоздаешь на завтрак! — поторопила меня Софико. Она боролась с каскадом своих чёрных волос, ковром покрывавших спину.
«Я не хочу есть! Не хочу вставать! Не хочу никуда идти!» — отчаянно завопил мой внутренний голос. Я приказала ему заткнуться и быстро оделась, не позволяя страху и жалости взять надо мной верх. Сегодня мне предстояли короткие сборы и долгий путь на оккупированную территорию.
* * *
Посёлок, куда я должна была пойти на разведку, назывался Лапино. Майор дал задание найти там церковь и заказать батюшке молебен за здравие раба Божиего Ористарха. Обязательно с ошибкой, через «О». А если церковь будет закрыта, то аккуратно разузнать у местных, куда подевался отец Макарий.
— Имя и фамилию называй свои, — строго проинструктировал майор, — имя у тебя вполне подходящее. А то, не дай Бог, начнёшь путаться. Запомни, ты жила в деревне Рожки, родители померли, деревня сгорела. Кормишься плетением лаптей. Насчёт Рожков не беспокойся, наша разведка сказала, деревня действительно разрушена. Вот тебе аусвайс.
Майор протянул мне листок розоватой бумаги с моим именем, написанным латинскими и русскими буквами.
— Увидишь полицая, обращайся к нему «господин полицай» и кланяйся. — Я вспыхнула: на своей земле я, комсомолка, должна называть предателя господином?! Да ещё и кланяться?! Майор понял моё состояние, и выражение его лица посуровело. — Ничего. Это ненадолго, дай время, разберёмся со всеми фашистскими прихвостнями. Они ещё пожалеют, что на свет родились. Совсем дурочкой не прикидывайся, не переигрывай. Запомни, ты простая деревенская школьница, тебе пятнадцать лет. Будут останавливать для проверки, стой спокойно, но в глаза не смотри. А сейчас ступай в медсанбат, найди доктора Лидову и скажи — от меня. Она тебе прыщи на лицо поставит.
— Какие такие прыщи? — От возмущения и удивления мой страх ненадолго испарился.
— Ну, не прыщи, а немножко кожу сожжёт на носу и щеках, чтобы ты пострашнее стала.
— А может, не надо прыщи? Я лучше сажей перепачкаюсь, — с истерикой в голосе запротестовала я, но майор твёрдо пресёк пререкания:
— Надо, Ульяна. Мне лучше знать.
Я не знаю, откуда майор раздобыл женскую одежду, но меня обрядили в тёмно-синюю потрёпанную юбку, кофту с коротковатыми рукавами и в вязаный жакет из грубой овечьей пряжи. В руках у меня была корзина с лыком и парой лаптей, которые я успела сплести загодя.
В два часа ночи майор подвёл меня к двум бойцам:
— Знакомься, Ульяна. Это твои провожатые. Аслан, — он показал на статного бойца с тонкими бровями и длинными пушистыми ресницами, — и Владимир. — Круглоголовый коротышка с оттопыренными ушами приветливо улыбнулся. — Аслан и Владимир — наши лучшие разведчики. Они тебя доведут до места, а потом встретят. — Майор положил руку мне на плечо и слегка прижал к себе. — С Богом, девочка. Жду тебя целой и невредимой.
До линии фронта нас довезли на полуторке. Угрюмый шофёр кинул мне плащ-палатку и за всю дорогу не проронил ни слова. Мы ехали в полной темноте, подсвеченной тусклыми огнями фар. Машину бросало на колдобинах, и я постоянно билась головой о какую-ту железяку внутри кузова. Плюс ко всем этим прелестям у меня ужасно горело лицо, словно я накануне сунула его в муравейник.
— Это просто лёгкие химические ожоги. Они скоро сойдут без следа, — известила военврач второго ранга Лидова, глянув на меня огромными глазами за толстыми стёклами очков. Когда она тыкала мне в лоб и щёки длинной палочкой с влажной ваткой, я жмурилась. От рук доктора пахло хлоркой и йодом, а я думала о том, что неизвестно сколько времени придётся ходить огородным чучелом. Потом военврач взяла в руки ножницы и несколькими точными движениями выстригла мне короткую чёлку.
— Вот теперь порядок.
Она сунула мне в руки ручное зеркальце, отразившее испуганное лицо страшненькой чумички лет пятнадцати. А я считала себя взрослой и симпатичной!
— Курите, если хотите, — сказала я Аслану и Владимиру, чтобы хоть как-то завязать разговор, потому что молчание втягивало в новый виток страха.
— Нам нельзя, — отозвался Аслан, — пропахнешь махоркой, немцы сразу поймут, что ты среди мужиков была. А мужики у нас где? Правильно: в армии или в партизанском отряде. Накуримся вдоволь, пока тебя ждать будем.
— А вы будете меня ждать? — жалобно пробормотала я, чувствуя, как мой страх сделал шаг назад и затаился до следующего раза.
— Конечно, будем! А ты как думала? — подал голос Владимир. — Доведём тебя до места, помашем ручкой на прощание и затаимся в условленном месте. Когда
