его изо всех сил.
– С ума сошел! – кричу, когда Лэйшэн наконец отпускает меня.
– Нет, просто проверил.
– Что ты проверил, ненормальный?!
– Себя и тебя.
– И какой в этом смысл?
– Очень важный, Цзиньхуа. Теперь я знаю, что тоже больше не хочу тебя. Теперь мне будет легче тебя отпустить. Возможно, я просто слишком близко подошел к твоему огню, вот и обжегся. А потом принял этот ожог за страсть. Кажется, сегодня Бесовка оказала мне неоценимую услугу: исцелила меня от застарелой многотысячелетней иллюзии. И знаешь, мне стало легче.
Я совершенно не злюсь на него за такие слова – у меня самой будто гора с плеч упала. Моим личным кошмаром было противостояние братьев из-за меня. Да, я в любые отношения несу хаос – такова моя суть. Но совсем не хочется ссорить их. День и Ночь должны быть вместе. Из века в век.
Подаюсь ближе и осторожно обнимаю, чтобы не навредить ему еще больше. Стараюсь не смотреть на шрамы, которые пересекают безупречную смуглую кожу, игнорирую ожоги и прижимаюсь к горячей груди.
– Фэн Лэйшэн, выслушай мое пророчество!
– Ого-о-о! – почти восхищенно тянет он. – Пророчество от самой Дайюй Цзиньхуа! Это пугает!
Несильно ударяю его кулаком в плечо – даже не морщится, хотя я задела рану.
– Будешь слушать?
– Весь внимание, о богиня!
– Совсем скоро ты встретишь любовь всей своей жизни. Я вижу ее.
Лэйшэн включается в игру:
– И какая она?
– Настолько красивая, что ты ослепнешь! Юная, прекрасная, сияющая, как солнце!
– Я заинтригован. – Он гладит меня по волосам, словно маленького ребенка. Сейчас я радуюсь, что Пепел одним мановением руки вернул мои прежние длинные локоны и они вновь волочатся следом по изразцовым плитам Небесного Царства. Только они больше не черные – теперь в них, потрескивая, прячется рыжее пламя. Говорят, волосы человека показывают его суть. Вот и моя, огненная, рвется наружу, предупреждает: не тронь, обожжет, особенно если стоять близко!
– Она будет великой богиней. Настолько значимой, что боги и императоры будут кланяться ей.
– И зачем же настолько прекрасной великой богине кто-то столь ничтожный, как я?
– Эй! – Я злюсь и вскакиваю с места. – Не смей недооценивать моего стража! И не напрашивайся на комплименты! А то! – Грожу ему кулаком и оборачиваюсь к двери: – Братец Юэ Ту, где там твои микстуры? Скорее лечи его! Но помни: он нужен мне живым!
– Уже бегу! – Лунный Заяц тут же возникает на пороге с увесистым медицинским сундучком в руках. Еле тащит.
И на красивом лице Фэн Лэйшэна я замечаю испуг. Кажется, настоящий.
А вот не надо было играть с огнем! Теперь пусть пеняет на себя.
Мое же хорошее настроение уже ничто не испортит.
Эпизод 22
Заводишь друга – смотри в его сердце
Как только я покидаю Дворец Закатной Луны, мне едва ли не под ноги бросается юный небожитель. Черные одежды с серебряной вышивкой говорят, что передо мной один из теневых стражей Небесного Царства.
– О великая Дайюй Цзиньхуа, позвольте этому недостойному рабу потревожить речами ваш слух!
– Поднимись, – бросаю с едва сдерживаемым раздражением. За тысячу лет я отвыкла от пафоса и преклонения, и как-то не хочется привыкать снова. – Говори.
– Этот раб ответствует великой богине: наш командир просил вас найти возможность увидеться с ним, – произносит юноша и замирает в полупоклоне, дожидаясь моего ответа.
Я медлю.
Последнюю тысячу лет командир теневых стражей не менялся – это по-прежнему бывший Наследный Принц Небесного Царства Линь Вэйюань. Что же могло потребоваться Его Высочеству от меня? Мы никогда не были дружны. На суде он и вовсе выступил против меня, так как всегда был главным поборником морали и правил в Небесном Царстве. Правда, и бывшего Наследного Принца кара постигла быстро и была довольно суровой, потому что я – та, кого никто не имеет права обижать. Даже если он тысячу раз прав, как Линь Вэйюань в тот день.
Должно быть, у юнца еще осталась капля совести, в отличие от его венценосных родителей. Все-таки я была одной из тех, кто защищал его Драгоценную Розочку Зензен Киан, которой он дал имя Чжэнь Цянцян. Но Императрица оказалась непреклонной: ей в лице невестки нужна была соратница по интригам и пакостям, а не принцесса-заложница павшего народа птиц-зарянок – без власти и влияния, почти рабыня. И пусть Чжэнь Цянцян беззаветно любила ее единственного сына, в глазах матери-Императрицы это не делало ее достойной Наследного Принца. А потом в войне чудовищ против богов нежная Розочка и вовсе показала шипы, встав под мои знамена.
Принц сам должен был вынести приговор возлюбленной, ведь он ратовал за то, что перед законами Небесного Царства все равны. И Линь Вэйюань зачитал его: Чжэнь Цянцян грозила ссылка в Мир Смертных на тысячу лет. Не столь уж суровое наказание. А через тысячу лет, когда бы все забылось и улеглось, она бы просто вернулась в объятия возлюбленного.
Но Императрица настояла на ужесточении наказания: стереть память, лишить золотого ядра и сбросить в Котел Перерождений, чтобы вовек ей не стать богиней и не ступить в Небесное Царство.
Принц лично привел этот приговор в исполнение. Как и Пепел – мой. Только вот после – Линь Вэйюань снял с себя корону и отрекся от титула Наследного Принца, сменив роскошные одежды на скромную униформу командира теневых стражей, а дворец – на казармы. Не то что мой Владыка Дня. И этот маленький бунт заслуживал уважения.
Поэтому я отвечаю:
– Хорошо, я встречусь с ним. Доложи.
Посыльный убегает, а я подхожу к перилам Террасы Возрождения, которая расположена неподалеку от дворца Фэн Лэйшэна, и смотрю на бесконечную даль облаков. На ней нет-нет да возникают темные точки – это возрожденные небожители возвращаются назад. Интересно, Линь Вэйюань приходит сюда?
– Каждый день, – раздается голос у меня за спиной.
– Я что, сказала это вслух? – Оборачиваюсь к нему.
А он быстрый. Впрочем, после моих стражей он всегда был самым лучшим во всем – в искусствах, в бою, в следовании идеалам.
– Нет, – произносит тихо, – но это было написано на твоем лице.
Узнаю зануду Линь Вэйюаня – как всегда, собран и рационален, – и не узнаю одновременно. В форме командира теневиков, как называют их местные, я еще не имела чести его лицезреть. Нужно признать, черный ему идет, как и Фэн Лэйшэну.
Высшие божества меняются медленно, стареют лишь глаза на вечно юном лице. Но Линь
