на корточки рядом с кроватью, теперь ее голова вровень с его.
– Меня разбудил папин крик, – объясняет он.
Мама понимающе кивает и проводит пальцем по его лицу.
– Спи, – говорит она. – Все прошло, волноваться больше не о чем.
Майкл не уверен, что она говорит правду. Да, скандалы случаются часто, но сдерживаемый гнев в голосе матери подсказывает его детской интуиции, что сейчас все по-другому. Он чувствует важность момента, случившееся еще сильнее сблизило их с матерью, но веки упрямо смыкаются. Уже в полусне он ей улыбается.
– Спокойной ночи, мама, – бормочет он, и вокруг него опять смыкается тьма.
29
Кара, 2017
К Рождеству в нашей семье всегда относились спокойно, но этим праздничным утром я просыпаюсь с предвкушением чего-то необычайного. За долгие годы реклама и телевидение сформировали во мне некоторые ожидания даже при отсутствии собственного опыта. Предвкушение никогда не оправдывается, но почему бы мне, как и всем остальным, не помечтать о чем-нибудь хорошем?
Чувствую, сейчас разыграется головная боль – результат злоупотребления шампанским на свадьбе и недосыпа, – но вполне терпимая: ничего такого, с чем не справились бы две таблетки парацетамола и чашка чая. Я лежу неподвижно, пытаясь услышать шаги отца, но в доме тихо. Мимо нас никто не проезжает, мир в рождественское утро еще безмолвен.
Я вспоминаю насыщенный график, который составила на сегодня при помощи журнала «Мое лучшее Рождество», и недавнее воодушевление сменяется малодушным страхом. С чего я взяла, что сумею сама возродить настоящее Рождество? Как за один день воспроизвести то, чем другие женщины занимались на протяжении поколений, десятилетиями с любовью передавая знания от матери к дочери? Куда спокойнее было бы купить готовые блюда и попросту их разогреть. Я обрекла себя на бессмысленную возню, а в итоге выставлю себя дурой.
Но уже поздно что-то менять. Холодильник забит, магазины закрыты. Придется стиснуть зубы и приняться за дело. Помнится, первое требование – включить духовку в 8:45. Я поворачиваюсь к будильнику, на нем уже 8:57.
– Кара! Кара! – доносится до меня отцовский крик. Я вскакиваю с кровати, на ходу выпутываясь из одеяла. Надо успеть к нему до того, как он с опозданием поймет, что ему нужно в туалет.
Когда я врываюсь к нему, он возится в постели, пытаясь подняться. В последнее время ему стало трудно принимать сидячее положение. Боюсь, как бы его стабильное состояние, к которому мы уже привыкли относиться как к должному, не подошло концу.
– Ну что, папа, – обращаюсь я к нему, – идем в ванну?
Судя по его ответной улыбке, сегодня он не витает в облаках, сегодня я – его дочь, а не незнакомка, проникшая в дом с целью ограбления.
– Угадай, какой сегодня день, – говорю я, провожая его в ванную, но не даю ему времени на угадывание. Нас обоих расстраивает его неспособность подбирать слова. – Рождество!
Непонятно, значит ли это что-нибудь для него, но я все-таки целую его в обе щеки.
– С Рождеством, папа! Знаешь, кто придет к нам на ужин? Миссис Пи! Будет весело, мы будем втроем. Я попробую приготовить настоящий рождественский ужин. Можешь себе представить? Не знаю, получится ли, но очень постараюсь.
Я добросовестно изображаю радость, говорю только о хорошем. Нет ничего проще, чем начать обвинять и гневаться. Мне запомнилась одна телепередача про дрессировку собак. Слова, которые ты произносишь, неважны, несмышленыши реагируют на твой тон. Из этого я и исхожу.
– С Рождеством тебя, папа! И раз уж мы пребываем в добром расположении духа, то не мог бы ты объяснить, зачем говорил мне, будто мама умерла, хотя на самом деле она ушла из-за тебя, из-за твоей интрижки?
Всего этого я, конечно, не говорю вслух. Есть вероятность, что он меня услышит, зато нет уверенности в том, что за этим последует какой-то ответ. На внятные аргументы надеяться тем более не приходится. Этот тщедушный, беззащитный человек, нуждающийся в любви и заботе, – не мой отец. Бессмысленно обрушиваться на него с упреками. Что бы он ни натворил много лет назад, все это уже не относится к бедняге, неспособному добраться до туалета без моей помощи.
По случаю праздника я помогаю ему нарядиться в пиджак и галстук. Пока его гипнотизируют рождественские мультики по телевизору, я возвращаюсь к своему расписанию. Отставание от него составляет уже целый час, поэтому я вычеркиваю параметры времени и добавляю в каждой графе по лишнему часу. Это возвращает мне некоторую уверенность в своих силах, и я включаю духовку.
Я уже почти взяла кухню под свой контроль, когда раздается звонок в дверь. Время – ровно час дня. Открываю дверь и сразу вижу, что миссис Пи потрудилась над своей внешностью. На ней довольно неуклюжий коралловый жакет в стиле Шанель, черные брюки, черные туфли на высоких каблуках. Она чем-то прошлась по векам, губы приобрели персиковый цвет. Я замираю от неожиданности буквально на долю секунды, но и этого достаточно, чтобы она смутилась, одернула жакет, потупила взор. В попытке исправить свою оплошность я перегибаю палку.
– Входите, входите! – захлебываюсь я от радости. – Выглядите шикарно! Роскошный жакет!
Я срываю с себя фартук, показывая, что тоже приоделась, хоть и не так официально. Она натужно улыбается и тихо благодарит меня за комплимент.
– Боюсь, я немного задерживаюсь с ужином, – предупреждаю я, приглашая ее в гостиную. Не хочу, чтобы она видела, как я мечусь по кухне. – Но ждать угощения придется не очень долго. Что будете пить? – Вижу, ей нелегко определиться с выбором. Тут де меня доходит причина ее колебания. – О, не беспокойтесь! Вы здесь вовсе не для того, чтобы приглядывать за отцом. Сегодня это моя обязанность, а вы отдыхаете. Пожалуйста, выпейте со мной шампанского. Я специально его охладила.
Это звучит как мольба. Сегодня мне не обойтись без бокала-двух, и мне требуется компания.
– С удовольствием, – соглашается она.
В гостиной отец по-прежнему смотрит на телевизор, но его взгляд устремлен куда-то выше экрана. Елка кокетливо мигает лампочками. Я отвожу взгляд от скудных подарков под ней. Миссис Пи, как я вижу, обратила на них внимание, но воздерживается от комментариев. Чего, в конце концов, ожидать в доме, где нет детей и всего один полноценный взрослый?
– Можно я тоже? – спрашивает она, расстегивает сумочку, достает два подарка в золотой обертке, обвязанных витыми ленточками, и кладет их поверх других свертков.
– О, это совсем необязательно… – бормочу я, но она жестом заставляет меня замолчать.
– Чем вам помочь? – осведомляется она.
– Ничем, просто посидите здесь. Я принесу напитки. Папа, к
