тот платок в подрагивающих руках, начал:
– Я… Я сказать вам должен. Обязан я сказать… Выходит так, что дурил я вас, товарищи мои дорогие. Дурил всю дорогу.
Он замолчал, глядя в землю.
– Как дурил? – послышалось из толпы. – Ты ж воду исправно искал, без промаха…
– И про ураганы завсегда знал! – раздался бабий бойкий голос. – Чего наговариваешь почём зря?
– В том-то и беда, – решительно выкрикнул дядя Ваня, – в том-то и закавыка, что не я знал!
Народ замолчал. Стало тихо.
– Томка про воду знала, – сказал, как выдохнул, наконец дядя Ваня. – Всё-всё она знала, родимая. И про ключи, и про ураганы. И шаг мой соизмеряла. Собачонка, а вот поди ж. Осиротели мы без неё. Теперь никак…
Он морщился, мигал глазами, сдерживая слёзы.
Деревенские обступили Водоноса:
– Да постой… Да как же, собака и про воду? Ну, ничего… Ничего, Вань…
– Какое ничего? – проговорил он. – Я по ней всё и определял. Где ляжет она по жаре, где в траву завалится – там он и есть, ключ-то. Прохладу он ей, что ли, сообщал? Уж не знаю. А вы думали, где я встану… А я за ней, за Томкой глядел. Обманывал я вас. Простите.
– А ураганы? Ураганы-то как? – спросил кто-то.
– И ураганы она знала. Я, конечно, тоже намастырился на приметы глядеть. Но её слово – главное было. Как зачнёт она на дворе прятаться, так что и к миске не выманишь, значит – буря близко. Жди со дня на день. Вот так…
Замолчали.
– Так вы уж простите меня, дорогие… – тихо выговорил Водонос. – Не будет больше такой науки водяной. Простите меня.
Народ тут загудел, бабы заобнимали дядю Ваню, утешая. Мужики ободряюще заворчали: «Чего уж там…»
Потом кто-то сказал, что не бывает безвыходных случаев, что-то придумается, сообразим…
Деревенские засовещались, оживившись. И вдруг мелькнула идея о новой собаке. Не скажешь, кто первый догадался, а подхватили все:
– У Томки же щенки были! Вот и взять от её роду. Раз у неё такая особенность была, значит, и по наследству, по крови должна была передаться. Щенка брать надо Томкиного!
– Дак это когда было, щенки-то у неё? – отмахивался дядя Ваня. – Они уж сами старые, небось.
– Тогда внука или внучку бери. Те-то уж, дети её, тоже расплодились.
– А на внуков способности вернее, чем на детей, переходят! – раздался всё тот же бойкий бабий голос. – Бери внука! Ты щенков-то в Ламоново отдавал?
– Туда. В Ламоново.
Дядя Ваня уже не отмахивался, отвечал послушно. Надежда мелькнула на его лице. Он даже немного улыбнулся.
– В Ламоново и отдавал. Двух кобельков и сучку. Сучка у Кудинковых живёт сейчас.
– Вот и иди, бери давай! Щенок будет.
Народ, повеселев, стал расходиться, обсуждая историю.
Дядя Ваня тоже пошёл к дому. Пошёл бодро, вроде как налегке, камень с души сняв.
* * *
Через неделю Водонос уже нянчился со щенком. Чёрненький, гладенький и толстый, тот возился в траве под липой, а дядя Ваня и тётя Надя возились вокруг. То молочком поили, то мясо маленькими кусочками. Шарик, так прозвали щенка, был внуком Томки по прямой линии. Так что вся деревня ждала от него будущих подвигов и помогала выкармливать. Носили то творог, то потрошки, а то просто заходили – поглазеть.
– Крепкий мужичок будет! Лапы широки.
– Ты, Вань, его на цепь не сажай. Ему воля нужна. Чтоб чутьё не сбить, не дай Бог.
Щенок рос. Водонос его пока что в работу не брал, говорил, пущай образумится, повзрослеет. Собирался приваживать к делу с весны будущей.
Миновала зима. По весне все ждали, когда же Водонос запустит Шарика. Ну хоть по воду его возьмёт…
А тот всё тянул.
– Боюсь я, Надь, – признавался он жене, – вдруг рано ещё ему? А может, он, Шарик-то, и вообще – без способностей…
– Ну, тут уж не узнаешь, не попробовав, – рассуждала жена. – А когда пускать, ты сам решай. По чутью. Пора бы уж.
И дядя Ваня наконец решился.
Вырос Шарик в слегка несуразного, длиннолапого подростка с хвостом-баранкой. Был он весёлый и шалопаистый. Что совсем не годилось к будущему делу.
Водонос шёл с вёдрами от колодца, а Шарик носился кругами как оглашенный. Шарик носился, Водонос ругался:
– Ах ты, про пасть! Куды ж тебя несёт? Что ты скачешь, как блоха?! Ятыть твою мать!
– Ничего… Остепенится, – говорили бабы.
А промеж собой судачили:
– Несурьёзный он какой-то, Шарик-то. Плюгавый. Будет ли толк? Томка-то осанистая была.
И только-только пообвыкся Водонос с Шариком, как новая забота подступила. Засорился большой родник под горой, самый расхожий в деревенском хозяйстве. С песком вода пошла, мутная.
– Пора бы новый, Вань, – мягко просили деревенские. – И Шарика проверишь в деле. Пускай проявит наследственность свою.
Этой-то «проверки» дядя Ваня ох как опасался. Пока дожди шли, отнекивался. По сырости и вправду воду не ищут, тут погожий день нужен, сухой. Но к концу недели распогодилось, и Водонос объявил на субботу «поиск воды».
* * *
В субботу к полудню деревенские стали собираться под горой, на лугу. Чуть ли не вся деревня пошла – так любопытно было поглядеть, проявится ли Томкина способность во внуке, да как проявится.
Появился дядя Ваня, ведя на натянутом поводке рвущегося вперёд Шарика, упираясь на крутой тропинке, оскальзываясь и ворча: «Вон, собралися уж… На тебя, дурня, глазеть. У, про пасть мне с тобой…»
Бедный Шарик, счастливый от дальней прогулки, то рвался, то растерянно оглядывался на хозяина, подпрыгивая на долговязых лапах.
Бабы, те, что поехиднее, предвкушая потеху, сложив руки калачиком на груди, стояли, глядели.
Водонос прикинул место, остановился.
– Разойдись чуток! – крикнул он деревенским. – Дайте ему простор!
Потом одёрнул пса, нагнулся и спустил его с поводка.
Шарик на миг замер, ещё не веря своему счастью, глянул на хозяина… И помчался.
Он заложил широченный круг, вдоль всех расступившихся зрителей. Он мчался как конь по арене! Лапы мелькали, уши летели по ветру!
Трижды обежав народ, пёс плюхнулся в лопухи и, счастливо улыбаясь, вдоволь извалялся в них.
По толпе прокатился ропот. Кто-то присвистнул.
Водонос стоял с каким-то перевёрнутым лицом и, жалко улыбаясь, глядел на своего пса.
А тот вскочил, подбежал к хозяину и всё прыгал вокруг него, то припадая на лапы, то отскакивая, всё звал играться.
Ситуация была на грани провала. Дядя Ваня, видать от безнадёги, вдруг весь подобрался, закусив нижнюю губу, насупился. Его лицо бороздила собранная до предела мысль. Вдруг он хлопнул кулаком по раскрытой ладони и крикнул:
– Гоняй его, народ! Его ухайдокать надо! Гони!
И,
