опереться о стул, чтобы сохранить равновесие. И еще это помогает мне удержаться от того, чтобы не наброситься на великолепного мужчину, находящегося рядом со мной.
С секунду Итан пристально смотрит на меня, затем делает вдох и проходится пальцами по волосам.
— Мне нельзя садится за руль. Ничего, если я переночую на диване?
Нет. Убирайся отсюда, пока я не оседлала тебя.
— Конечно.
Я иду к бельевому шкафу и достаю запасные одеяла и подушки, после чего кидаю их на диван. Он благодарит меня.
— Не проблема.
Мы стоим так с минуту, не зная, как себя вести. Мы оба знаем, что это плохая идея. Что же мы сейчас чувствуем? Практически непреодолимое притяжение друг к другу? Это ли причина, почему мы избегали друг друга со дня расставания. Конечно, сейчас мы эксперты в игнорировании наших желаний, но постоянное нахождение в этом состоянии так изматывает.
Утомляет.
Хотя сегодняшний день и балансировал на туго натянутом канате между предвкушением в виде приятных покалываний в теле и катастрофой, потенциал того, что это все пойдет к чертям – все еще велик. Это ощущается в каждом томном взгляде, в каждом прикосновении, в каждом болезненном желании и в каждой битве между телом и сердцем.
Мой страх говорит мне бежать, пока не стало слишком поздно, но часть меня кайфует от этого. Адреналин, который он вызывает во мне, заставляет меня чувствовать себя более живой, нежели я была в последние несколько месяцев. Опасность, исходящая от него – часть этого. Вот почему люди совершают прыжки из самолета и плавают с акулами. Чтобы почувствовать этот прилив сил, вызывающий дрожь в мышцах .
Судя по тому, как он смотрит на меня, он чувствует то же самое.
— Мне пора бы пойти спать, — говорю я едва слышно.
Он кивает, но взгляда не отводит.
— Да. Уже поздно.
— Да. Так что… спокойной ночи.
— Тебе тоже.
Я успеваю сделать всего три шага, прежде чем теплые пальцы смыкаются вокруг моей руки.
— Кэсси…
Он дергает за нее, практически не прилагая усилий, но я двигаюсь так, словно он тянет меня стальным тросом. Я подхожу к нему, и когда он обнимает меня, я прижимаюсь щекой к его груди.
Его дыхание становится прерывистым и дрожащим, он зарывается головой в мою шею и когда он прижимается ко мне, его тепло растекается внутри меня словно мед, коснувшийся теплого тоста.
В нем столько тепла, что я таю.
Наши сердца бьются напротив друг друга подобно грому, и только одна мысль заполняет сейчас мою голову.
Итан.
Мерзавец Итан. Красивый Итан.
Мой Итан.
Навсегда мой, неважно, будем мы вместе или нет.
— Как ты думаешь, мы уже готовы быть друзьями? — шепчет он.
— Нет. — То, что я чувствую к нему, далеко от понятия дружбы.
— Я тоже.
— Может когда-нибудь?
— Ну и не такое бывает.
— Правда?
Он смеется.
— Нет. Это маловероятно.
— Мы могли бы притворяться, — говорю я, не желая его отпускать.
Он нежно касается носом моего уха.
— А что, по-твоему, мы делали все это время?
Я киваю.
Он гладит меня по спине. Его дыхание обдает мое ухо.
— Я задумывался недавно о том, каково это обнимать тебя. Я думал, что это будет ощущаться как-то иначе, чем раньше, но это не так. Ты ощущаешься все так же.
— Я так не думаю.
— Знаю. — Я чувствую груз вины в его голосе.
Прохожусь руками вниз вдоль его груди.
— Ты ощущаешься иначе. Какой-то напряженный.
— Да, не обращай внимания. Я такой с тех пор, как ты и Миранда целовались на уроке актерского мастерства в понедельник.
Я смеюсь.
— Я имела в виду твои мышцы, которые ты накачал с помощью бокса.
Он замирает.
— Ох. Ну, конечно. Забудь, что я сказал о том, что возбуждаюсь при виде целующихся лесбиянок.
— Тебе понравилось?
— Нет, мне нравятся пироги. А это было похоже на какой-то религиозный опыт. Это единственный случай, когда я был абсолютно согласен с Эйвери. Вам двоим определенно стоит целоваться чаще.
Он отпускает меня, и когда я делаю шаг назад, мне сразу же хочется вновь оказаться в его объятиях.
— Не уходи, — говорит он, и берет меня за руку. — Останься еще на один стаканчик. Пожалуйста. У меня слишком кружится голова, чтобы идти спать. Я обещаю держать руки при себе и сидеть на другом конце дивана.
Я беру со стола бутылку и наши стаканы.
— Думаю, еще по стаканчику не помешает. Мы уже и так пьяны. Что еще страшнее может случиться?
Еще до того, как я открываю глаза, я уже чувствую, как они болят. Они медленно пульсируют под моими веками. У меня прихватывает живот, и в поисках облегчения я прижимаюсь к чему-то теплому сбоку от меня. Это что-то теплое стонет.
Я перестаю дышать.
Теплое.
Большое.
Акры мужской кожи.
И в большинстве своем – обнаженной.
Я открываю глаза и вижу Итана – в беспамятстве и уязвимого – обе его руки обвиты вокруг меня, ноги переплетены с моими, и одна часть его тела уже определенно бодрствует и бдит, пока сам он сладко спит.
Нет.
Боже, нет.
Мы не делали этого.
Мы же не настолько глупы!
Это же была просто текила, а не полная фронтальная лоботомия!
Я бы никогда…
И он-то уж точно никогда…
Итан снова стонет и трется об меня своей эрекцией.
— Хммм. Кэсси.
Нет, нет, нет, нет!
Я стараюсь не впасть в полномасштабную паническую атаку.
Должно быть я еще сплю.
Я закрываю глаза и дышу. Это не помогает.
Комната пропитана его запахом. И моим. И отовсюду веет сексом.
Большим-большим количеством секса.
На меня нахлынывают воспоминания о прошлой ночи.
Тьма и свет. Томные взгляды и нежные прикосновения. Пальцы. Ладони. Едва ощутимые. Осторожные и сюрреалистичные.
Его волосы между моих пальцев. Горячее дыхание обжигает мою шею. Затем его губы.
О, Боже! Его сладкие, талантливые губы. Поначалу такие шелковистые и мягкие, а потом жадные. Счищают все слова горечи с моего языка. Изгоняют каждую частичку стеснения, пока не остается ничего, кроме нас – испытывающих первобытную страсть, отчаяние и терзания.
Его бедро прижимается ко мне между ног, и я двигаюсь… двигаюсь… и двигаюсь. Он возбужден и все его тело в экстазе.
Он словно плывет. Под кайфом от алкоголя и ощущений. Кожа еще больше обнажается. Одежда спадает. Неуверенные
