не ведали, доживут ли до завтра, а отроки вроде самого Верешка не тележки улицами катали – копья за витязями носили…
«Хотел бы я туда? К ним?»
Да прославится знамя, ведущее рать!Нам под ним побеждать. За него умирать.Щит к щиту – неприступная встала стена…
Стало вдруг холодно, и подумалось, что Малюта всё же не всякий день бил.
– Ну уж нет! – хохотнул Мятая Рожа. – Добычу в кон метнуть – куда ни шло, с тобой, воевода, всяко ещё больше добудем! А жизнь моя не затем, чтоб здешним Богам без славы дарить.
Вождь посмотрел так, что с могучего воина вмиг слетело веселье.
– Славу, – сказал тихо, – после будем наискивать. Ещё отцу нашему должное не воздали.
Верешко вздрогнул, очнулся, покатил тележку вперёд. Дело ли слушать досужие разговоры, пока в горшочках снедное стынет!
Пёсий Дед людского слова вправду не знал. Верешку открыли калитку братья Карасята – Кокша с Меньком.
– А вот и кастеня! – радостно захохотал старший.
Младший, косая сажень, молча скалился за спиной брата. Можно подумать, они близко видели младенчество Верешка, судили и наблюдали, долго ли тот пачкал рубашонку. «Встретить бы тебя, Кокша, в заулке…» – озлился про себя Верешко… Ох, ничем хорошим такая встреча не кончилась бы. Братьев редко видели врозь. Верешко же, с малолетства искавший заработать чешуйку, знатым драчуном так и не стал.
За спинами Карасят волновались пёсьи городки. Что-то тревожило наглядочков Деда. Даже Лютый, по обыкновению валявшийся на хозяйском крыльце, поднялся, насторожил уши, всем телом подаваясь вперёд. У крыльца тянулась по земле проволока – толстая, с палец, по ней скользил бегунок с цепью. Сейчас железные звенья дрожали в воздухе, выбранные втугую. И сам Лютый стоял весь натянутый, напряжённый. Что могло учинить этакий переполох во дворе?
– А чем это завоняло? – громко, на весь двор спросил Кокша. Дождавшись, чтобы оглянулись работники, напоказ принюхался к тележке Верешка, зажал нос. – Водишься с палачами, не торгуй калачами!
Палачу на торгу отдают задаром и рыбу, и озёрную капусту, и масло. Палач не знает нужды, но он нечист. Доброму человеку грешно брать из его рук даже деньги. И доказывай сколько угодно, что дети за отцов не ответчики, что у Тёмушки отцовская слава не должна виснуть на вороту…
Работники отозвались на задору Карасёнка кто как. Занятый делом отмахнулся. Ленивый подметальщик оставил метлу:
– Сын Малютин, что ли?
– У него кощей в Дикий Кут бегает, с камышничками водится.
– Так вот с чего собачки озлились! Воровской дух принёс на портах!
Псы вправду разошлись нешуточно. Суки лязгали зубами, кобели подвывали, вскидывались на дыбы.
Верешко внутренне кипел, но нельзя вестись на подначки, когда ты при деле, это он давно и прочно усвоил. Да и толку в той злости? Весь Лобок знал – Карасята в лодке у молодого Радибора гребли. Поди подступись.
Верешко хмуро сказал Кокше:
– Не к тебе послан, к хозяину твоему. Пропусти.
– Пропущу, – разулыбался Карасёнок во все зубы, ровные, белые, щучьи. – Только прежде выкуп возьму!
Он напоказ зажимал нос, но дух из корзинки, плывший по двору, понуждал урчать животы.
Верешко крепче стиснул ручки тележки.
– Не моё, чтоб делить, не твоё, чтоб рот разевать!
– Жадень! Тяжело несёшь, ну обронишь!
– А ты, значит, вот как о хозяине печёшься? Меня честишь, а сам на кусок…
– Слыхал, Менюшка? – оборотясь к младшему, захныкал Кокша. – Злой пришёл, братика твоего теснит! Ужели не вступишься?
Королобый Менёк радостно наметился по тележке ногой… Увернуться? Выйти посмешищем, если его решили пугнуть? Не сберечь дорогого гостинчика, если они взабыль?..
…Тут-то взвилась, хлынула через тын многоголосая песня. Толстый рык кобелей. Тонкий сучий визг, вынос с подвывом! Низкий хрип сцепившихся в драке!
И надо всем – бьющийся призыв суки-царицы. Властный клич алчущей плоти, ярой любви… чуда продолжения жизни!
Кругом голова, мысли прочь!
Прежде чем грянуть дружным ответом, пёсий двор на мгновение ошалело притих. Верешку показалось – замерло всякое шевеление. Даже Менёк призастыл с отведённой для удара ногой…
Двигался в этой тишине и недвижности один Лютый.
Молча отступив, он начал разбег.
Вот струной взвилась цепь, возвращая Лютого к долгу…
Сдавить глотку ошейником! Рвануть, бросить назад!
Да какое.
Крепкие звенья лопнули, брызнули, осыпались наземь. А Лютый – взлетел.
Он был уже немолод, но крылатый прыжок вознёс его сразу на крышу сучьего городка. Ещё прыжок – и на ту сторону тына.
Только серый хвост мелькнул победным значком…
Мгновение кончилось, взорвавшись исступлением. Про Верешка все тотчас забыли, не исключая братьев Карасят. Громыхали решётки, псы неистовствовали, метались. Кто-то из работников опрометью мчался за Пёсьим Дедом, единственным, кто был способен окриком смирить неустройство.
– Лютый сорвался! Лютый сбежал!
Роковая игра
На самом деле сыскать родную дружину в обширном Левобережье совсем не столь невозможно, как полагают люди со стороны. Витязь, отлежавшийся у добрых людей, не мечется наобум, взывая к удаче. Всякий воевода измеряет Шегардайскую губу натоптанными путями. Может уйти в сторону, потянувшись за наймом, но непременно вернётся. Надо же убедиться, всё ли в порядке в дружеских зеленцах, где любушки по воинам сохнут!
Если выйти к таким зеленцам, рано или поздно встретишь своих.
А ещё есть места вроде Устья, выскирегской окраины или Пролётища, где дружины сходятся вместе. Судят, рядят, вести передают… ну и молодечество сравнивают порой, уж как без того. Сядь на крупном купилище, и подойдут если не напрямую свои, то друзья, а с ними и до своих сто вёрст не крюк.
В перепутном кружале витал густой дух горелого сала, мокрых валенок, сохнущих кожухов, немытого тела. Дыра-обериха, где беглый холоп точит нож на перекупщика краденого, захожие разбойники подают лепёшку жрецу, распоясанному за корысть, а дебелые блюдницы внаглую, напоказ плетут по две косы – и дерутся, как злобные кошки, из-за щедрого гостя. И льётся горькое пиво, отдающее тиной, и катятся по столам, утратившим достоинство Божьих ладоней, лукавые игральные кости…
Нечего делать в подобной дыре приличному людину. Лучше уж лишнюю ночь скоротать у саней, в нехитром снежном укрывище!
Одинокого путника в кружале сразу ощупает полусотня пытливых глаз. Ухорезы, гораздые щипнуть простака, высмотрят спрятанное оружие. Распутные девки непостижимым образом догадаются, какими увёртками завлечь гостя в собачник. А продувной зерновщик или метатель костей подмигнёт особому человеку, наученному изображать ротозея… сам же изготовится заменить обычные козны на почти такие же, да не совсем.
…Чёрного как жук незнакомца, шагнувшего через порог, быстренько прозвали Косым за странную привычку жмурить то один глаз, то другой. А вот то, что он был настоящим витязем из дружины, смекнули далеко не сразу.
У Хозяйки Судеб в правом оке – лазоревый яхонт:Золочёные зыбки в богатых домах замечать.На заботы и нужды, на порчи, тревоги и страхиНалагает Хозяйка святого запрета печать…
Бродячий гудила, сидевший наискосок от печи, был одет с дерзкой воровской роскошью. Штаны, рубаха, кафтан, хорошие сапоги – всё нарядное и добротное, но разномастное. На
