а невзирая на их недостатки. Рад тебя, старикан!
— А я звоню, звоню! По телефону…
— А я в Интернете круглосуточно. По телефону со мной — бессмысленно…
— Да уж понял.
— Ну извини.
— Ну извиню… Ма-а-арик! Старикан!.. Не понял, ты один?
…Один Марик, один. Родичи уже лет пять — на исторической родине. И Борис Натанович, и Клара Гедальевна. Выпустили. Во эпоха сменилась?! Раньше, с учетом папашкиной работы, какой там Израиль — Болгария за семью замками. В Москву и то — чуть не под конвоем…
— Кстати, Арт! Мои очень переживали, когда узнали про… ну, что твоя мама… А они — в Москве… До сих пор переживают. Извини, а?
— Ма-а-арик, о чем ты! Забудь!
— Извини, правда.
— Ма! Рик!
— Спасибо, старикан.
— Марк!!!
— Ну все, все…
— М-да… А ты что же?
А он, не исключено, со временем тоже — туда же. Все времени нет. Надо куда-то ходить, бумаги оформлять. ОВИР-фигир… У них же там каменный век. Понаставили списанных компьютеров ради престижа и в шарики-фигарики сражаются напропалую. По уму — даже с той рухлядью все проблемы за час решаются. Так то по уму. В общем, посмотрим… Документы уже тогда были готовы, но у Марика здесь оставались кое-какие обязательства, и он задержался ненадолго, как думалось, а получилось… Отдельная история, Арт. Не хочу. Потом, может быть… А с родичами он так и так ежедневно разговаривает — по Емеле.
— Чего-чего?
Ах да, Токмарев ведь типичный «чайник»! Емеля — е-mail, почта электронная, ну! Соединяет в секунды, информация скачивается тоже в секунды. Почти прямой диалог. Так что для Марика ничего практически не изменилось. Тогда зачем что-то менять?
По поводу «ничего практически не изменилось» — это у Марика глаз замылился. Изменилось все — практически и теоретически. От былого уюта — пшик.
Двухкомнатная у Юдиных.
Зашторенные окна, во избежание «аквариумного эффекта» — первый этаж, зеваки…
В бывшей родительской — нагромождение компьютерной техники: с пяток мониторов, полураздетые «мидитауэры», аудиоколонки разных калибров, путаница проводов… Неуловимо армейское. Может, из-за койки (не кровати, не тахты, именно койки), заправленной строго по уставу? И единственная навесная полка в изголовье: пестрые толстенные иноязычные журналы — надо понимать, исключительно по компьютерным прибамбасам — и восьмитомник «Миры братьев Стругацких» (Юдин где-то с пятого класса рехнулся на Братьях — надолго и всерьез). Так вот, плотно забитая полка волей-неволей представлялась собранием уставов караульной и прочей службы — может, по причине своей единственности (раньше у Юдиных — стеллажи, стеллажи, книги, книги). Или неуловимо армейское — от алюминиевых кружки-миски-вилки на табурете у койки…
В бывшей мариковской, малой, — и вовсе «мечта прапорщика»: кроме картонных ящиков, в которых поставляются оптовые партии консервов, — ничего. Зато ящиков этих — до потолка и впритык, в комнату и шагу не ступить. Подторговывает Юдин, что ли? Не похоже на прежнего Марика. Или запасся по случаю на всю оставшуюся жизнь, дабы не отвлекаться на мирское, днюя-ночуя в Интернете? Более похоже.
М-да. Ничего лишнего. Аскет.
Счесть разве за крупицу былого утепляющего уюта плюшевого медвежонка, сидящего высоко на вешалке, где обычно шапки-шляпки? И то… медвежонок з-забавен по-своему — одет в пятнистый десантный комбинезон, перетянут портупеей, на поясе пристегнутые наручники, в лапах миниатюрный «калаш». Признаться, форма у мишки пригнана ловчее, чем у Марика, и «калаш» с наручниками выполнены в другом масштабе, но тик в тик с оригиналом. Зрелище неординарное — плюшевый медвежонок-рейнджер… Не сходить ли Юдину к психоаналитику? Или, раз уж он хронический домосед, по электронной почте с доктором побеседовать?
М-да. Рыба-фиш, домашняя стряпня, кажется, Токмареву здесь нынче не светит. Традиция, кажется, отмерла с убытием предков на историческую родину. А Токмарев-то традиционно — не с пустыми руками: в сумке-«beskin» три-четыре банки покоятся. «У меня тут с собой кое-что… Во! Яловичина тушкована гатунку першого!» И тайная мысль-надежда на: «Спрячь немедленно! Ты в чей дом пришел?! Консервы у него! Мы сейчас кое-что посущественней!..»
— Как насчет пожрать, Арт?
— Не откажусь.
— Кш! Бойкот! Кш!
— Ц! Архар! Ц!
Братья меньшие мгновенно среагировали на кодовое слово «пожрать» и ринулись из кухни в комнату: звали? где тут чего?.. ну вот! а зачем звали?!
— Твой, я смотрю, тоже по-человечьи понимает? — одарил комплиментом Артем.
— И не говори! «Дасс им таннвальд финстер ист» на гуслях не бренькает, но всю базу данных мне стер, подлец.
— Э-э?
— Лапами на клавиатуру оперся. По теории случайных чисел — F8 + Enter. С тех пор в комнату не пускаю. Бойкот! Я сказал: кш!.. Твой, я смотрю, тоже башковитый?.. С другой стороны, кто ж не поймет про «пожрать».
Двое башковитых снова высунулись: почудилось? или кодовое слово таки опять прозвучало?
Не почудилось. Прозвучало.
— И нечего врать было! — неожиданно хмуро буркнул Юдин. — Корми тут вас за пожалуйста… Сам говорил, что цыкать не будешь!
Артем неловко ухмыльнулся. Марик цитировал Братьев спорадически, но беспрестанно (Юдин-старший грешил Ильфом-Петровым). Да, цыкнул Токмарев на Архара, — что было, то было.
— Откушай-ко, батюшка, Артем Дмитриевич. Откушай, чем бог послал, со мной переслал! — переключился Марик на умильный тон.
Артем поморщился. Не от цитатничества (в разумных пределах он Братьев и читал и помнил откуда) — от посланного-пересланного меню…
В картонных ящиках, громоздящихся в малой комнате, — «Великая стена», тушенка, блинн! Числом поболее, ценою подешевле.
(Гомозун как-то пошутил по поводу преобладания шкурных фрагментов вместо мяса в китайских консервах: «Из «Великой стены», если купить банок двадцать, можно замшевую куртку сшить!» Ассоциация замысловатая, но…)
А нет ли чего-нибудь кроме тушенки, Марик? Украинской, китайской — не суть.
Есть. Ящиков сорок в малой комнате — не тушенка, но «Вискас». Кот Бойкот хавает за милую душу. Псина Архар не побрезгует? Или псине — «Великую стену», как нам? Нам — Юдину с Токмаревым.
Артем поморщился.
— Не обращай внимания, Марик, — сделикатничал. — Голова…
— Болит?
— Контузия. Давно.
— Там?
— Там тоже… Сегодня с утра добавило. Расскажу.
— Потом. Сначала пожрем!.. Бойкот! Кш!
— Ц! Архар!
— Нет, сначала я тебя вылечу. Рукой снимет! Раз и навсегда! Ты не представляешь, Арт.
— Отстань! — Артем на дух не выносил моду на самодеятельное целительство. К кому ни придешь — «болит? позвольте? щас в момент! мы тоже не верили, но…»
— Да я тебя и трогать не буду! Сам, только сам. Пока я в магазин сбегаю, ты поиграй-поиграй… А я пока сбегаю. Заодно воздуха свежего глотну. А то сижу-сижу безвылазно… Заодно котяру проветрю… Водки треснем, Арт? За встречу?
Треснем…
Причину Токмаревской унылой мины Марик понял верно: конечно, голова-контузия, но и откушать батюшка, Артем Дмитриевич, готов что угодно, только
