class="z1" alt="" src="images/i_037.jpg"/>
За несколько дней до праздника середины лета Штеффи поехала на велосипеде в магазин, чтобы купить пакет печенья для жены доктора. Путте, как обычно, бежал рядом.
Несколько детей сидели, забравшись на каменный забор, окружавший сад продавца. В центре Сильвия и Барбру, а рядом – двое мальчишек из приезжих. Короткие волосы одного были такими светлыми, что казались почти белыми. Другой – темнее, с лицом, усыпанным веснушками.
Вера тоже была там. Она сидела немного поодаль от других и плела венок из одуванчиков.
Штеффи поставила велосипед и привязала поводок Путте к крючку в стене. Сильвия и Барбру пошептались с мальчишками и захихикали. Штеффи, чувствуя спиной их взгляды, открыла дверь в магазин и вошла.
Оплачивая печенье, она услышала собачий лай с улицы.
– Это твоя собака лает? – недовольно спросил продавец.
– Она не моя, но я гуляю с ней.
– Тогда следи, чтобы она вела себя тихо.
Штеффи сунула пакет печенья в карман и вышла на лестницу.
Сильвия, Барбру и двое ребят стояли вокруг Путте, на таком расстоянии, что он не мог добраться до них, как бы сильно ни натягивал поводок. Вера осталась на заборе.
Штеффи подошла ближе. Теперь она увидела, что светловолосый мальчишка держал что-то в руке. Это был кусок сахара, привязанный к нитке. Он болтал им перед носом Путте и отдергивал, как только пес собирался схватить сахар зубами. Путте огорченно тявкал.
– Оставь Путте в покое, – сказала Штеффи.
– Путте, – повторил мальчишка с куском сахара. – Эту дворняжку зовут Путте?
– Он не дворняжка, – сказала Штеффи. – У него есть родословная.
– Породистая собака, да? – спросил мальчишка.
Штеффи сделала шаг вперед, чтобы снять с крюка поводок, но мальчишка преградил ей путь. Путте лаял и тянул поводок.
– Тихо ты, – сказала Сильвия.
Она сильно шлепнула пса по носу. Путте взвизгнул.
– Не трогай его! – крикнула Штеффи.
– Надо же! – сказал другой мальчишка, который до этого молчал. – Вот умора!
– Прямо как собака, – сказал светловолосый. – Думаешь, у нее тоже есть родословная?
Сильвия и Барбру захихикали.
– Чистая порода, – сказал веснушчатый. – Первоклассный экземпляр.
Штеффи хотелось уйти. Но она должна была забрать Путте.
– Уйди, – сказала она мальчишке, стоявшему у нее на пути.
Светловолосый не сдвинулся с места.
– Вы слышали? – спросил он. – Вы слышали, что она сказала? «Уйди». Такие, как она, будут приезжать и указывать нам, шведам, куда нам идти?
– Сама уходи, – сказала Сильвия. – Тебе здесь делать нечего.
– Мы знаем, почему ты приехала сюда, – сказал веснушчатый. – Вы удрали из Германии со своими деньгами и драгоценностями и думаете, что можете купить нашу страну точно так же, как пытались сделать это там. Но у вас ничего не выйдет. Скоро сюда придут немцы, и уж они с вами разберутся, еврейское отродье.
На мгновение Штеффи застыла, как парализованная. Затем налетела на мальчишку и с размаху стукнула его по язвительно улыбавшимся губам на усыпанном веснушками лице. Она стукнула ему кулаком в грудь и ударила ногой по лодыжке.
Мальчишка был так ошеломлен, что сначала даже не стал обороняться. Девчонка, которая дерется, – такого он не ожидал. Он схватил Штеффи за запястья и оттолкнул от себя.
– Держись от меня подальше, – сказал он, и его голос был полон ненависти. – Держись от меня подальше, маленькая мерзавка.
Капля крови выступила у него на нижней губе.
Путте заворчал и прижал уши.
Мальчишка оттолкнул Штеффи, и она опрокинулась в траву. Мальчишка отступил на шаг назад. Путте вцепился ему в штанину и выдрал порядочный кусок ткани.
– Ай! – закричал мальчишка. – Дворняжка меня укусила, – и он дал Путте пинка. Пес пронзительно взвыл, когда нога попала ему в бок.
Штеффи метнулась к Путте. Она не доставала до крючка в стене. Вместо этого она отстегнула поводок от ошейника.
– Беги, Путте, – крикнула она. – Беги!
Путте бросился прочь, мелькнув как коричнево-белая молния. Штеффи вскочила на ноги и побежала.
На дороге она остановилась и оглянулась. Ее никто не преследовал.
– Путте, – крикнула она. – Путте, ко мне!
Пса нигде не было видно. Он убежал домой? Или просто бросился бежать от своих мучителей куда глаза глядят?
– Путте, – снова позвала она.
Штеффи увидела двух маленьких мальчиков, играющих у обочины.
– Вы не видели собаку? – спросила Штеффи. – Коричнево-белую? Не пробегала?
– Да, – сказал один мальчик. – Она побежала туда.
Он показал в сторону пристани.
– Нет, – сказал другой и показал направо, в сторону, где жила Брита. – Она побежала туда.
Штеффи села бы на велосипед, чтобы попытаться догнать Путте, но не рискнула вернуться к магазину и забрать его.
Она побежала вниз к пристани. Никаких следов Путте. Она спросила старичков, сидевших на лавочках и гревшихся на солнце. Никто не видел собаку. Штеффи развернулась и побежала назад.
Брита, стоя на коленях, пропалывала в огороде грядки.
– Привет, – пропыхтела Штеффи. – Тут не пробегала собака? Минут десять назад?
– Я только что вышла, – сказала Брита. – Что за собака?
На ответ у Штеффи не было времени.
Дорога, у которой жила Брита, заканчивалась у желтого дома. Женщина, развешивающая белье во дворе, сказала, что только что видела собаку.
– Какая-то пробегала мимо. Это твоя собака?
– Да, – сказала Штеффи, чтобы избежать долгих объяснений.
– Можешь пройти через сад, – сказала женщина.
Штеффи срезала путь через сад, вышла на луг и перепрыгнула через канаву. Оступившись, она зачерпнула полную сандалию тинистой воды.
– Путте, – крикнула она. – Путте!
Несколько часов Штеффи искала его, но пес как сквозь землю провалился. В какой-то момент ей показалось, что она слышит его лай за можжевеловыми кустами, но в зарослях пса не оказалось.
Наконец Штеффи сдалась и присела на камень. Она очень устала. Голые ноги были все поцарапаны.
Что же ей делать? Путте убежал, и это ее вина. К тому же она подралась с дачником и разбила ему губу. А Путте испортил ему брюки, когда он собирался защищаться от нее.
Путте был городским псом, не привыкшим жить на воле самостоятельно. Он мог где-нибудь застрять или сломать ногу. Может пройти много времени, прежде чем кто-нибудь найдет его. Он может умереть с голоду. Лисы могут утащить его. Возможно, он уже мертв.
Тетя Марта будет в ярости. А ей придется у всех просить прощения. У жены доктора, у Карин, у веснушчатого мальчишки. И у Иисуса.
Никогда Штеффи даже и не подумает извиняться перед этим мальчишкой. После того, что он сказал. Она ничего ему не сделала. Но если рассказать, как все было, ей никто не поверит. Их было четверо против одной, и она знала, что ни Сильвия, ни Барбру не побоятся соврать.
Поэтому Штеффи
