Книга Сеятель снов - София Юэл

‒ Папа сильно болен? Он умрёт?

‒ Нет, детка, папа не умрёт. Он болен душой, от этого не умирают.

‒ Почему его не лечат? Если он болен, его же должны лечить.

‒ Душевные боли не всегда можно вылечить, иногда они остаются у людей на всю жизнь. Элли, ты ещё слишком мала, чтобы понять это. Когда подрастешь, тебе всё станет ясно, а пока просто старайся делать для папы что-то хорошее. Показывай ему свои рисунки, приноси ему иногда чай в его кабинет, старайся быть для него хорошей дочкой. Он тебя очень любит, просто сейчас ему тяжело, и часто он бывает очень занят.

‒ А ты будешь для него хорошей женой? Вы же даже не разговариваете. Ты не приносишь ему чай. Ты больше не любишь папу?

‒ Конечно, я люблю папу. Элли, это такой период. Сейчас нам с папой трудно разговаривать, такое бывает у взрослых, но это пройдет, и всё станет как прежде.

Но как прежде больше никогда не было. Эллен ходила в частную школу в Карлайле и часто ловила себя на мысли, что ей не хочется возвращаться после уроков домой. Клэр стала ездить в Манчестер к матери, иногда она брала дочь с собой во время школьных каникул, но чаще ездила одна. Бывали моменты, она возвращалась домой, отдохнувшая и повеселевшая, и Эллен замечала, что мать делает попытки снова сблизиться с отцом, иной раз ей даже казалось, что всё скоро станет хорошо между ними. На короткое время после разлуки с Клэр Эйдан немного оттаивал, приходил в себя после долгого транса, они вновь начинали сидеть по вечерам вдвоём в гостиной возле камина, тихонько перешёптываться о чём-то, даже смеяться. В те редкие вечера Эллен снова купалась в родительской любви и нежности, она снова была счастлива, и ей безумно хотелось остановить время на этом конкретном моменте: пусть она не взрослеет, пусть завтра никогда не наступит, пусть каждый день станет этим днем, она бы всё за это отдала. Но даже в эти короткие минуты счастья, глядя на воссоединение родителей, на довольную, словно помолодевшую мать и отца, который вновь улыбался и говорил с ними, Эллен чувствовала, что время утекает, как песок, оно стремительно и безжалостно уходит – время их счастья, и как бы она ни хотела его остановить – её усилия тщетны. В те счастливые вечера, когда мать и отец снова шли спать в одну спальню, и Эллен слышала мягкий щелчок дверного замка, недвусмысленно намекавший на вновь вспыхнувшую страсть между ними, она на цыпочках пробиралась в свою комнату, становилась на колени возле приоткрытого окна и, глядя на далекие звёзды, молилась богу, чтобы завтра всё не исчезло. Отец с матерью были католиками, и Эллен посещала службы, исповедовалась, причащалась и знала несколько молитв. Иногда она стояла на коленях и молилась до самого утра, ей казалось, что, если она приложит достаточно усилий, бог услышит её и подарит её семье утраченный покой и радость. В четырнадцать лет Эллен возненавидела бога.

Всё становилось только хуже, и чем яростнее она молилась, тем меньше надежды на какие-то благоприятные перемены у неё оставалось. Отец изменился до неузнаваемости, он сильно похудел, ещё больше начал хромать, перестал ходить в церковь на службы, даже снял с себя нательный крест, который перешёл ему в наследство от прадеда. Он перестал выходить в свет, оборвал общение почти со всеми знакомыми, редко покидал свой тёмный кабинет, где занимался непонятно чем до самой ночи, а то и оставался там ночевать и всегда запирался на ключ, хоть никто не пытался войти и потревожить его уединение. Клэр стремительно старела, лицо её погрубело и начало терять былую нежность черт, взгляд затуманился, рот изгибался в уродливой гримасе. Когда Эллен видела её такой, она пыталась поговорить с матерью, понять, что с ней происходит, но Клэр несла какую-то чушь, язык у неё сильно заплетался, и Эллен начала беспокоиться о её рассудке. Однажды она случайно нашла пустую бутылку из-под виски у матери в комнате, когда открыла шкаф с одеждой, чтобы взять на время её шаль. Клэр начала пить после смерти матери. По возвращении из Манчестера, где проходили похороны, Эллен начала замечать в её поведении эпизодические странности, которые поначалу приняла за первые признаки сумасшествия. Смерть бабушки и то, что отец даже не поехал вместе с ними на похороны окончательно добили Клэр. Каждая найденная Эллен бутылка виски стоила дешевле предыдущей ‒ Клэр устраивало самое дешёвое пойло.

Эллен предпринимала много попыток, чтобы привести её в чувства, она просила, умоляла, кричала и даже оскорбляла мать, но всё было бесполезно, всё чаще Клэр была пьяна и несла бред про отца, дьявола и мёртвых мальчиков, которые поют хором по ночам и не дают ей спать. «Я не могу… они не дают мне… как я могу уснуть, когда эти мальчишки х… хоором поют свои чёртовы рождест…вен…ские гимны, а твой отец вызывает дьявола в своем чччёртовом кабинете, чтоб он сгорел там вместе с этим проклятым домом!»

Больше всего поражало Эллен абсолютное равнодушие отца. Казалось, его совершенно ничего не волновало, кроме того, чем он занимался в одиночестве у себя в кабинете. Сотню раз она твердила ему о пьянстве матери, о том, что она боится за неё, и нужно что-то с этим делать, он лишь качал головой, то ли в знак согласия, то ли в растерянности и молча уходил к себе. Несколько раз она стучалась в его кабинет и кричала, чтобы он немедленно открыл дверь и поговорил с ней, но в ответ слышала только: «Я занят, Эллен. Уйди пожалуйста». Иногда через закрытую дверь он выкрикивал, чтобы она убиралась прочь, вместе с этой пьяницей – своей матерью и оставила его, наконец, в покое. После одного инцидента Эллен действительно оставила его в покое и перестала, не то что стучаться к нему, она вообще больше не заходила в то крыло дома, где располагался отцовский кабинет, вплоть до своего возвращения в Карлайл уже взрослой замужней женщиной с детьми.

Когда Эллен увидела то, что увидела, она выбежала на улицу в чём была и три дня жила в доме своей школьной подруги ‒ Дианы Хоулмз, которая впоследствии взяла фамилию мужа – Пэриш. На четвёртый день за Эллен приехала мать, трезвая и очень злая. Видимо, родители Дианы посчитали, что Эллен пора домой, особенно после того, как узнали, что Клэр понятия не