Книга Сеятель снов - София Юэл

Несколько ночей Эллен не могла спать. Она лишь задрёмывала, измученная бессонницей, буквально на полчаса проваливалась в мутные и вязкие как трясина сновидения, где медленно брела по изумрудным равнинам Уилтшира, залитым тёплым светом закатного солнца и слушала приглушённое мальчишеское пение; и чем дальше она уходила, тем громче слышалось это пение множества мальчишеских голосов. Часто равнина резко обрывалась и Эллен падала в черноту, но не просыпалась. Она падала на холодный пол, усеянный разорванными, обугленными, изломанными человеческими телами, вокруг себя она видела лишь руины и столбы пыли, вздымающиеся вверх при малейшем её движении; приглядевшись она осознавала, что это не пыль, а пепел. Бывало, ей снилось, что она лежит в высокой траве, в тени старой яблони, что росла вблизи Бувуд Хаус, и вдыхает запахи уходящего лета и приближающейся осени – эти особые запахи подгнивших яблок, скошенного сена, домашнего сидра, едва уловимый хвойный аромат елей и сосен, разносимый по парку ещё тёплым августовским ветерком. Трава вокруг неё сплошь усыпана яблоками, а на яблоневой ветке прямо над её головой оранжевый луч солнца высвечивает причудливый узор паутины, и тень от этого узора падает ей на лицо. Она знает, стоит моргнуть, и всё вокруг исчезнет: трава, яблоня, солнечный свет, и она окажется в холодном полумраке среди пепла и руин, ещё одно тело среди множества других тел – разорванных и изуродованных неведомой ужасающей силой. Она будет тихо лежать в этом сером поле, усеянном мертвецами, боясь вздохнуть и пошевелиться, потому что знает, ведь ей уже не впервые снится этот сон, и она точно знает, что если повернет голову, то непременно увидит перед собой лицо мальчика с пустым взглядом. Этот мальчик улыбнется и протянет к ней свои окровавленные руки, а затем она увидит его тело, но тела как такового не будет, она увидит лишь отдельные фрагменты и куски. В ужасе она отвернётся, но справа от себя увидит точно такое же лицо, тот же мальчик, с одним лишь отличием – взгляд другой, более осмысленный и жалкий, такой жалкий, что ей нестерпимо захочется плакать. Она посмотрит на его тело и с облегчением обнаружит, что оно цело, не то, что у первого мальчишки, но вот руки его тоже почему-то в крови, и шея, и грудь. Он медленно откинет голову назад, и в этот момент Эллен захочет истошно кричать. Она увидит, что у мальчишки перерезано горло, да так сильно, что линия пореза напоминает разинутую пасть какого-то безумного кровавого божества из эпохи древних майя. Но закричать она не успеет, потому что мальчик закроет свое изувеченное горло бледной рукой и прохрипит ей неразборчивые слова. Он уже мертвец – она понимает это, ведь не может он говорить с ней с перерезанным горлом. Порез такой глубокий, что голосовые связки не могли уцелеть, тем не менее, он говорит с ней. «Не плачь, мама, ведь это сделала ты. Ты должна была остановить его». Ничего не понимая, обезумев от ужаса и вида крови, Эллен захочет что-то возразить, но услышит слева от себя голос второго мальчишки с разорванным на части телом: «Дедушка идёт. Он все ещё здесь. Они все здесь». Чей-то вопль разбудит её, несколько секунд ей потребуется, чтобы понять, что это её собственный вопль, а на пороге комнаты она увидит тёмную, сгорбившуюся фигуру, опирающуюся на трость – своего отца.

‒ Кто идёт, Элли? ‒ спросит он встревоженным голосом, чуть хрипловатым ото сна. ‒ Я уже здесь, милая. Это был всего лишь кошмар, дурной сон, ‒ скажет он, медленно хромая к её постели.

Словно в бреду, она посмотрит на него затуманенными взором, не замечая слёз, струящихся по щекам.

‒ Ты не уже здесь. Ты всё ещё здесь. Как и они все, ‒ ответит она отцу и снова провалится в получасовую трясину сновидений, где в свои пять лет она будет разговаривать с ещё не родившимися детьми – её собственными детьми, и где у одного всегда будет перерезано горло, а второй будет разорван на куски, и будут они похожи друг на друга, как две капли воды.

Став старше, Эллен начала понимать, что в её снах каким-то непостижимым образом переплеталось прошлое и будущее, образуя причудливые нити событий и явлений, разговоров и людей. К ночным кошмарам она привыкла, бывало, ей снились и хорошие сны, но даже они несли в себе привкус горечи. Часто она ловила себя на мысли, что в этом доме само время протекает иначе, нежели за его стенами, а иной раз ей казалось, что оно просто движется по кругу, и ей хотелось понять, неужели она одна чувствует это. «Я – Урсула Игуаран, – усмехалась она про себя, – единственный проблеск здравомыслия в этой временной петле».

До злополучного спиритического сеанса, который устроил Эйдан со своими ближайшими друзьями – потрёпанными аристократами и одной странноватой мадам ‒ всё шло более или менее нормально. Никто из них троих, конечно, не был счастлив, а их жизнь в Уилтшире уже тогда казалось далёким миражом, но настоящий кошмар наступил лишь после того сеанса. Начали увольняться слуги. Клэр спросила, в чём же дело, и получила чёткий ответ: никто не хочет работать в доме, где вызывают духов, и вещи двигаются сами по себе. Клэр пришла в ужас, узнав, что устроил в их доме Эйдан, пока она с Эллен гостила у матери в Манчестере. Он ничего ей не рассказал о вызове духов, по большей части, они вообще не говорили друг с другом в последние месяцы, но эта новость привела Клэр в ярость, и молчать она больше не хотела.

Эллен помнила день, когда разразился скандал между матерью и отцом. Это было последнее сражение за душу Эйдана Диккенса, и Клэр его проиграла. После того скандала ссор больше не было, в семье Диккенсов наступила эпоха тишины, холодного равнодушия и плохо скрываемого презрения. Несколько раз Эллен пыталась поговорить с Клэр об отце:

‒ Почему папа ведет себя так странно? Почему он больше никогда не улыбается, запирается в кабинете на целый день? Почему вы больше не разговариваете и спите в разных комнатах?

‒ Папа болен, дорогая. В детстве папа пережил ужасные события. Плохие люди скинули на школу, где он учился, бомбы, и все его друзья погибли, а