иногда одно не удается,
И иногда другое тяготит,
И прилежанье в мелочах тоскует.
Теряешь вдохновение и веру,
И глуше бьется сердце, гаснет взгляд,
И ясный образ из души уходит;
Быть между повседневных мелочей
И не утратить этот дар небесный,
Душисто-солнечный, цепям враждебный,
Как это трудно! Если ж он исчезнет,
И веры больше нет. И ты стоишь,
Обманутый, исполненный соблазна —
Стряхнуть с себя тяготы завершенья,
Сокрытые от взора в яркий миг
Божественно-блаженного зачатья.
Но будет. Все же это чистый дым,
От жертвы прямо к небу восходящий.
Когда ж его рука с высот отвергнет,
То будет воля свыше. Этой волей
Покров священный с плеч моих спадет;
Но я его не сбросил своевольно.
И я, стоявший выше всех других,
Сойду с Хореба твердо и безмолвно.
Но пусть теперь кругом горит огонь,
Пусть факелы зажгутся! Покажи мне
Искусство сокровенных чар твоих!
Дай твоего вина! И мы, как люди,
Протянем руки к радостям минут.
И лучше мы досуг наш неизбежный
Наполним жизнью, а не тусклой ленью,
В чем есть удел толпы, день изо дня
Теряющей бесценные мгновенья.
Пусть музыка звучит!
Раутенделейн
Сюда спеша,
Я по горам летела, то качаясь
По ветру паутинкой, то, как шмель,
Стремительно жужжа, то опьяненно,
Как мотылек, с цветка стремясь к цветку.
Я все цветы и каждую травинку,
Смолистый горицвет, и анемону,
И мхи, и колокольчик, – словом, всех
Заставила торжественно поклясться,
Что зла они не сделают тебе.
И даже Черный Эльф, заклятый враг твой,
Твой светлый лик бессильно ненавидя,
Напрасно точит на тебя стрелу!
Гейнрих
Стрелу? Что за стрела? Я знаю призрак,
Его я видел, он ко мне пришел
В одежде пастора, поднявши руку,
Он мне грозил губительной стрелой,
Выдумывал, что будто бы под сердце
Она меня пронзит. Но чей же лук
Швырнет ее в меня?
Раутенделейн
Ничей, мой милый!
Ты огражден, да, огражден от всех.
Лишь сделай знак, лишь мне кивни —
и тотчас,
Как светлый дым, зареют волны звуков,
Они нахлынут, возрастут и встанут
Вокруг тебя звенящею волной,
И не проникнет через ту преграду
Ни зов людской, ни колокольный звон,
Ни хитрые и злые чары Локи.
Дай мне малейший знак своей рукой,
И пышный зал в скале раскинет своды,
И целый рой подземных человечков
С жужжанием пчелиным окружит нас,
Накроет стол, украсит пол и стены…
Вкруг нас растет влиянье грубых духов,
Укроемся с тобою в глубь земли,
Где ни один гигант нас не коснется
Морозящим дыханием своим.
От тысячи свечей зардеет зала…
Гейнрих
Оставь, дитя, оставь! На что мне праздник!
Мой труд так долго, буднично, безмолвно,
Развалиной, ждет часа своего;
Когда тот час придет, ликуя громко,
Он будет праздник праздников тогда!
Пойдем, мне надо посмотреть на зданье,
Железною я связан цепью с ним!
Пойдем со мной, скорее, посвети мне,
Возьми один из факелов! Я знаю,
Не дремлют безымянные враги,
И что-то гложет зданье в основанье,
Так пусть художник, отдых позабыв,
Работает. Когда за все усилья
В награду он увидит завершенность,
И чудо сокровенное предстанет, —
Из бронзы, из негибнущих камней,
Из золота и из слоновой кости,
Все сказанное до последних слов, —
Оно победно будет жить навеки.
На всем, что не закончено, – проклятье,
Которое – как жалкая насмешка,
Когда оно бессильно. Пусть же будет
Оно насмешкой жалкой!
(Хочет идти и останавливается у двери.)
Но, дитя,
Чего же ты стоишь? Пойдем со мною?
Я знаю, что тебе я сделал больно.
Раутенделейн
Нет! Нет!
Гейнрих
Но что с тобою?
Раутенделейн
Ничего.
Гейнрих
Бедняжечка, я знаю, чем тебя я
Так огорчил. Ребенок, улыбаясь,
Рукой ласкает пестрых мотыльков
И убивает то, что нежно любит.
Но я немножко больше мотылька.
Раутенделейн
А я не что иное, как ребенок?
Гейнрих
Нет! Нет! И если б это я забыл,
Забыл бы я весь блеск существованья
И самый смысл всего, чем я живу.
Не плачь! В твоих глазах сиянье влаги
Мне говорит о боли причиненной,
Не мной, а ненарочным беглым словом.
В моей душе – одна любовь к тебе.
Не плачь же: ты дала мне новой силы,
Ты положила золота в мою
Пустую руку и дала возможность
С богами из-за приза в бой вступить.
И в этот миг, дыша одной тобою,
Я чувствую себя таким богатым, —
Неизреченно как-то я объят
Загадочной твоею красотою.
И, удивляясь, я понять хочу
Ее, непостижимую, и сердце
Настолько ж близко к боли,
как к блаженству.
Идем! Свети мне.
Лесной Фавн
(Кричит за сценой.)
Хольдрио! Сюда!
Чего вы там колеблетесь, трусишки?
Пусть храм Ваала в пепел превратится!
Смелее, пастор! Господин цирюльник,
Пожалуйте сюда! Здесь есть солома,
Здесь есть смола и хворост!
Мейстер Гейнрих
Целует сильфу, нежится в постели
И ни о чем не думает ином!
Гейнрих
Мне кажется, дурак объелся ягод,
В безумье приводящих! Чего ты там
Кричишь в тумане, словно сумасшедший?
Поберегись!
Лесной Фавн
Тебя?
Гейнрих
Меня, конечно!
Вот я тебя за бороду схвачу,
Плут козлоногий! Я отлично знаю,
Как с вашим братом нужно обращаться!
Скручу тебя и остригу, увидишь,
Кто Мейстер, и научишься тогда
Быть тем, чем быть тебе еще не снилось:
Работником, обжора и козел!
Ты ржешь? Смотри, вон там есть наковальня,
А здесь вот молот, и довольно твердый,
Чтоб сделался ты гладким, как белье!
Лесной Фавн
(Поворачиваясь к нему задом.)
Черт побери, во имя Зодиака!
Тащи свой молот, бей! Уже не раз
Тяжелый меч ревнителей коснулся
Моей спины и был ей, словно пух!
Тут наковальня, братец мой, такая,
Что все твое железо станет глиной
И разлетится грязью.
Гейнрих
Вот увидишь,
Проклятый дух, уродина зобастый,
Будь ты так стар, как темные леса
Гебридских островов, и будь так силен,
Как ты хвастлив, – ты будешь на цепи,
Ты будешь ведра мне носить с водою,
И подметать мне хижину, и камни
Тяжелые ворочать, а когда
Захочешь мешкать, ты узнаешь палку!
Раутенделейн
Тебя остерегает он, о, Гейнрих!
Лесной Фавн
Идет, идет! Скорее начинай!
Я не премину быть на представленье;
Когда с веселым смехом на костер
Они тебя потащат, как теленка,
Я принесу им серы и смолы
И масла бочки полные, чтоб можно
Им было приготовить для тебя
Растопку, от которой чад закроет
Своим удушьем самый яркий день.
(Уходит.)
Из глубины доходят крики и зов множества голосов.
Раутенделейн
