Книга Сердце Рароха - Элли Флорес

Все присели на дорожку, чтобы обмануть мелких злых духов, могущих увязаться следом, подумали о своем и дружно встали.

* * *

Радуга на самом деле встала над лесом сразу, как кончился короткий дождь. И была она такой яркой и круглой, что Гуляю захотелось ее потрогать руками, а может, и нарисовать, как он когда-то, мальчишкой, пробовал… За что и был жестоко бит первым своим хозяином, странствующим скоморохом Зуйко. Старик был хорошим, только когда не пил — а пил он почти постоянно. Но в перерывах между зуботычинами и насмешками он все же научил рыжего озорника многим премудростям лицедейства, танцев и головоломных прыжков, и самое главное — поставил ему голос.

Как только Гуляй подрос, он сбежал куда глаза глядят. Дорога приводила его к разным людям, и он вскоре научился ждать от окружающих подлости и никому не верить. Но теперь, после всего, виденного в храме, после встречи с Ладкой-шалуньей, ее грозной, но доброй сестрицей, упрямым, как и он сам, Выхом и самим князем Беломиром, часть темной накипи с его сердца как-то сошла, а изнутри стала робко проглядывать надежда. Надежда на то, что может быть, когда-нибудь, и у него, никчемушного ублюдка, появится семья и друзья. Появится опора. Род. Сила. А значит, он перестанет шататься перекати-полем и пустит где-то корни.

Может, даже прикупит домик на окраине Межеполья, станет картинки потешные писать на потребу хозяюшкам да песни петь на праздники. И рядом будут те, кому не наплевать, жив он или мертв, болен или здоров.

Он первым шагнул вслед радуге и махнул остальным рукой:

— Э-эй, догоняйте!

Глава 15

Чем дальше они шли, тем больше менялся лес. Вначале деревья стали множиться, смыкая ряды, затем пропали простые березки, осинки и елки, а вместо них стали попадаться поистине громадные, разлапистые чуда-юда, названия коим не находил ни один из баженят. Кустарники вдруг снизились, однако стали коварнее — у самой земли стелившиеся ветки то и дело цепляли за края плащей, а после того, как путь привел к глухой вырубке, заваленной полусгнившими, почему-то брошенными стволами, стало ясно — так просто тут не пройти.

— Ну, и что делать будем? Крылья отрастим, чтобы лететь за радугой? — задыхающийся Гуляй прислонился к ближайшему то ли ясеню, то ли его безымянному прадеду, и утер пот со лба. — Уф-ф, аж взопрел весь. Серьезно, мы же ноги себе переломаем, пытаясь ее догнать. Нужно что-то придумать…

Весняна замешкалась с ответом, потому что как раз в этот миг Вышата споткнулся, потерял равновесие и чуть не полетел в скрытую под мхом глубокую яму. Хорошо, она успела вытянуть руку, и боярич ее поймал и выровнялся.

— Я бы сказал, что мы… — начал он гневно.

Но тут Беломир поднял руку.

— Тс-с-с! Слушайте!

И все застыли, потому что тоже услышали этот еле обозначившийся, но знакомый звук. Он стал приближаться, крепнуть, потом стих, и вновь зазвенел чистой родниковой струйкой.

— Соловей? В эту пору? Такого не бывает, — Гуляй качнул головой, отлепился от дерева и приложил руку к правому уху. — Нет, он самый.

— Или кто-то подражает ему так, что даже меня смутил. — Беломир вздохнул и мысленно попросил Рароха слетать на разведку. — Подождем немного. Скоро узнаем, кто там, птица, человек или… Не человек.

Весняна вздрогнула и плотнее закуталась в плащ. В памяти невольно всплыла харя разъяренного Велислава Милютича и кудахтанье его темного слуги-обережника. В таком древнем лесу наверняка водятся нелюди посильнее. И пострашнее.

Князь снова подал знак соратникам.

— Рарох говорит, за вырубкой стоит избушка на пеньках высоких, и в ней — человек. Но не совсем… То есть хозяин избушки когда-то был простым смертным, а сейчас он — проводник. Тот, кто нам и нужен, чтобы пройти в неявь.

— Твой Рарох, случайно, не уточнил, голоден этот проводник или сыт? И не сердится ли на гостей незваных? — Гуляй сплюнул и потер щеку двумя пальцами, чтобы снять прилипшую паутинку. — А то в сказках, как ты помнишь, проводники порою чудили изрядно. Не хотелось бы закончить наш поход где-нибудь в очаге в виде разделанного жаркого, или просто удобрением на задах его огорода.

— У меня нет огорода, юноша, — сказал низенький мужичок в замызганной одежде углежога. Он спрыгнул с поваленного дерева, как горный козел, и встал, широко расставив ноги, подперев руками бока и изучая всю четверку с широкой ухмылкой. Седая бородка и такая же спутанная грива длинных волос не скрывали узких зорких глаз и острого, с горбинкой носа-клюва. Плечи у него были широки, руки могучи, ладони — как лопаты. — Но, если хочешь его разбить и засеять, например, луком под зиму — добро пожаловать. Мне как раз слуги надобны ловкие. Насовсем.

Не успела Весняна ахнуть, как трое спутников тут же встали, заслоняя ее спинами — все вместе, не сговариваясь. Вышата и Беломир потянулись за мечами, Гуляй схватился за свой дорожный посох, но незнакомец поцокал языком, и они опустили руки, будто лишились сил.

— Ай, вот всегда так с вами, путниками. Лезете ко мне, когда приспичит, а увидите — пугаетесь, хотите моей смерти. Но зачем же идти таким путем, коли можно избрать более достойный? А, девица, как считаешь? — промурлыкал, сверкая глазами, мужичок.

— Невысокий… жрец, — пробормотал Вышата и с досадой вкинул меч обратно в ножны. — Притопали куда надо, Темновид побери.

Весняна решительно раздвинула в стороны князя и Вышату и выступила вперед, земно кланяясь:

— Здрав буди во век века, дедушка. Прости, что побеспокоили, нужда привела нас великая. Злой колдун Темный круг к нам кличет, погубить всех желает, и коли не попадем мы вскорости в неявь к Яснодубу — быть беде неминучей. Помоги нам, прошу тебя!

Мужичок почесал бороду и похмыкал. Потом задумчиво оглядел по очереди баженят и спросил:

— Кто из них твой любимый, говори?

— В… Вон тот. Князь Беломир, — заикнувшись, сумела все же ответить Весняна.

— А-а. То-то смотрю, убить меня хочет отчаянно, хе-хе. Хоть и незрячий, а умеет в неяви-то зыркать, аж пробирает меня, старика. Соколиным взором смотрит, ух, я прямо молодость свою вспомнил, да-а… — И старик потер руки и сощурился. — Ладно, девица-красавица, не скажу, что уговорила, но пропустить в дом — пропущу. Любопытно мне стало, кто бунт затеял