class="p1">Пожар на Ку‘Дамме нечасто увидишь. Горит невдалеке от фирмы, совсем рядом. Горит что-то маленькое, невысокое, не чета всем этим крупняковым мега-центрам…
Я не хочу знать, где горит, потому что… знаю уже. Горит «Констанца».
Мы с Ханной, а с нами и Франк бежим — тут бежать меньше полсотни метров. Уже издалека видно две пожарные машины, полыхающее зарево, клубы дыма. Видно пожарников за брандспойтом — они тушат «Констанцу».
Рози и Сорин стоят неподалеку, Рози рыдает, Сорин молча держит ее в руках.
Я подхожу и тоже обнимаю их, тоже — молча. Так и стоим.
— Это все из-за меня, — всхлипывает Рози. — Если б название не поменяли, ничего бы не случилось.
— Да брось… — говорю ей я, а Сорин решительно говорит ей что-то на румынском, она — тоже по-румынски — возражает, настаивает, продолжая всхлипывать.
Не всем, оказывается, хочется потрясенно реветь при виде пожарища. Мне, например, хочется, но не хочется зевакам-очевидцам, столпившимся вокруг нас. Для некоторых из них то, что сейчас происходит — это кино. Возможно, детектив.
До меня доносятся высказываемые вслух «причины» пожара:
— Страховку заграбастать…
— Технику не ту поставил, проводка не справилась — короткое замыкание…
— Разборки итальянцев… тут итальянское кафе раньше было. «ДольчеФреддо». Румын один перекупил, переименовал, переделал да, видать, с кем надо не поделился.
— Румынская мафия…
Две тетки рядом даже не считают нужным понизить голоса.
Сами виноваты.
— Полиция, — говорю еще громче, чем они, резко, веско и значимо, — задержала троих молодых неонацистов — они уже фактически сознались в поджоге. Кстати, свидетелей ищут. Вон там полиция, — показываю и «повышаюсь», — во-он там.
И выразительно и зло смотрю на теток, и даже делаю шаг по направлению к ним — проводить их прямо сейчас во-он туда, где расположилась полиция, чтоб шли отвечать за свой базар.
Обомлевших от ужаса теток как ветром сдувает, а Сорин глубокомысленно замечает Рози:
— Нравится мне твою подруга.
— Не смей, — Рози тихонько дает ему под ребро, всхлипывая у него под мышкой.
Франк и Ханна куда-то исчезли — может, заесть впечатления от пожара в каком-нибудь кафе. Прикидываю, какой сегодня день недели — пятница. Значит, может, даже у него дома. Ладно, их дело. Она-то совершеннолетняя, хоть и зеленая еще.
Когда пожар потушен, сопровождаю Сорина и Рози в пожарный участок — подписывать бумаги. Когда с этим покончено, предлагаю:
— Ребят, давайте ко мне?
— Не хочу к тебе, — вытирает слезы Рози и слабо улыбается. — У тебя есть нечего.
— Викита все устроит.
— Домработницу завела? — осведомляется Сорин.
— Нет, ларечницу в шпэти. Хорошенько выручает после закрытия магазинов.
— А ты чего так поздно сегодня?
— Да пробки, — говорю. — Пожар какой-то в центре. Небось, опять в каком-нить ресторане повар плиту не выключил… или разборки ресторанной мафии…
Сорин посмеивается, и даже Рози горько усмехается моим попыткам развеселить.
Сначала Рози и Сорин уговариваются на мое приглашение, но когда выскакиваю от Викиты с вином, морепродуктами и еще какой-то белибердой, они, успев позажиматься у меня в машине, заявляют, что оправляться от пережитого шока хотят все-таки у Сорина. Пусть к нему и далеко ехать — меня парить они не хотят. Ловят такси и наотрез отказываются, когда пытаюсь затолкать снедь им в нагрузку.
Домой приползаю еле живая — пришлось, как обычно, ставить в гараж «мини», затем полтора квартала тащиться от гаража пешком, да еще с этими треклятыми продуктами. Креветки начинают оттаивать, у меня промокают джинсы, и в мокром я мерзну.
До квартиры добираюсь почти бегом, но на последних метрах меня успевает накрыть дождь, не поспевший на пожар.
Дома не успеваю даже волосы подсушить — пока вываливаю свои подтаявшие покупки в раковину на кухне, трезвонит домофон:
— Сис!!!
А, черт, забыла…
В голосе Эрни — упрек:
— Это я.
— Так, — говорю и открываю ему нижнюю дверь. Из домофона слышу:
— Со мной Дебс.
— Так-та-ак, — пропеваю, чувствуя воцаряющуюся во мне усталую задолбанность.
— И… нас трое.
— Ага… — выглядываю из окна, но их двоих уже не вижу, а вижу только… да быть не может… ТА-А-АК…
В мою квартиру вваливаются Эрни и Дебс. Третьим в их честной компании вваливается большое, мокрое, пованивающее нечто, которым, в свою очередь, оказывается довольно крупный желто-черный эрдельтерьер.
Эрдель пытается поставить мне на пояс мокрые, грязные лапы, Дебс принимается давать ему команды, а Эрни просто и резко оттаскивает его от меня под недовольные возгласы Дебс.
Тут только замечаю, что ребята до того промокли, что мало чем отличаются от собаки.
— Сис, — тараторит Эрни, — нас из дома выгнали. Из домов. Мы тебя тут с утра ждем. У нас уже телефоны разрядиться успели. Мы у тебя перекантуемся пока? Втроем?..
— Ну, шутки у вас…
Чуть съежившись, они переглядываются.
— Вы ж прикалываетесь?
Робость их быстро проходит, и они хором «успокаивают» меня:
— Не-е, не-е, не прикалываемся.
— Как зовут-то его хоть?.. — спрашиваю зачем-то, будто что-то изменится от того, что я узнаю.
— Никак. Мы пока не знаем, как. В приюте взяли, у службы спасения собак Венгрии. Кличку нам сказали самим придумать.
— Рикки… фью-фью, — свищу я, а пес глядит на меня безразлично, но добродушно. — Ко мне, Рикки. Чего? — поясняю им. — В собачьей кличке надо, чтоб буква «Р» была. А на «Рекса» он не тянет.
* * *
Ночь проходит неважно. Эрни и Дебс, пользуясь случаем, беззастенчиво эксплуатируют мой диван, а собаку выставляют за дверь, чтобы не мешала эксплуатации.
Сначала эрдель, требуя, чтобы они его впустили, скребется к ним в дверь, затем — в другую дверь, то есть, ко мне.
Я пытаюсь делать, как его «хозяева» — не обращать внимания. Но пес, по-видимому, и через дверь слабину чует — начинает подвывать, затем негромко, но гулко и мерзко-требовательно тявкать.
Решительно вскакиваю, чтобы наехать на этих двоих и притянуть их за шкиряк к их зверюге, которая тем временем пробирается ко мне.
Добившись своего, Рикки растягивается возле кровати и преспокойно укладывает морду на лапы. До самого утра его уже не слышно, только чувствуется запах мокрой псины.
— А мы специально его не впускали, — поясняют за завтраком эти комики. — Дрессировали. Пусть привыкает спать в коридоре.
— Надеюсь, не у меня в коридоре?
— Не-е. Просто у Леи, — поясняет Эрни, — аллергия на собак. Ну, папа и взорвался. Если он приучится спать в коридоре, у нее аллергия будет меньше проявляться.
— Это вряд ли, — говорю с уверенностью, впрочем, тут же прикусываю язык. Треплю эрделя за ушами, а он лижет мне руку.
Просохший и накормленный остатками завтрака, Рикки оказывается симпатичным, вполне дружелюбным — и непослушным, как все собаки, с
