лили. Печать, монеты, браслет. Паршиво дело. Надобно будет Его Благородию сказать и на рынке объявить, чтоб проверяли, чем платят.
– Вот как… – задумчиво протянул Сиятельство. – Благодарю. Я передам старосте.
– Уже староста, – плюнул Симон. – Не успела мамка его упокоиться, как уже в должность вступил… только и ждал ведь, пока та помрёт. Ничего, не долго ему над нами стоять. Но вы ж не по этому поводу пришли, Ваше Сиятельство? – он подмигнул и потёр руки.
Лоренц закрыл глаза. Так он обо всём знает.
– Я слышал, что у вас останавливался Фран, городской кузнец. Он не передавал чего из Мерфоса?
– Он – нет, – улыбнулся Симон, – а девка его передала. Эй, Жана, возьми с комода свёрток, передай господину.
Юноша принял подарок дрожащими пальцами, и вдруг подумал, что сейчас куда больше был бы рад весточке от Катарины, чтоб она сказала, что с ней всё хорошо. Или письму от Анны-Марии, где поведали бы о настроениях в семье. Тонкий свёрнутый в узел платок, казалось, жёг его кожу.
– Спасибо… спасибо, – прошептал он, сжав ткань в руке. Внутри неё что-то смялось. – Я… пойду, поговорю с Его Благородием.
– Поговорите, – кузнец расплылся в улыбке. – Хороша шельма, а? Если б не Жана, то и сам бы не против. Понимаю молодое сердце.
Лоренц вздрогнул. Всё ведь было не так просто…
– Мы, верно, встретимся ещё, – отозвался он, отведя взгляд, – так что не прощаюсь. Не видели ли кого подозрительного в деревне в последние дни?
Симон задумался. Супруга подала ему чашку, от которой поднимался пахнущий смородиной пар.
– Не припомню, Ваше Сиятельство. Чужих у нас всегда полно из-за знахарского дома. Их разве всех упомнишь! Да и ко мне ходят люди одни и те же – конюший, пахари, мясник, редко кто другой зайдёт за товаром. Нет, не видал.
– Спасибо, – в который раз уже поблагодарил его Лоренц. На душе было тоскливо. Он так откладывал беседу с кузнецом, а он так и не смог сказать ничего полезного. Выйдя во двор, он решился-таки развернуть платок. В углу его были вышиты сине-зелёные полосы и вепрь. Так это вещи Катарины!
– Как же она благородна, – прошептал Лоренц, крутя в руках платок, – что готова была принести её послание… – внутри оказалась записка с изящным женским почерком. «Мы в добром здравии», писала жена, «батюшка ваш ещё жив, а наследник уже вовсю толкается; брат ваш названный ведёт себя скромно и почтительно». Хвала Всесветному! Какие же это были славные новости. «Ждём всей семьёю Вашего приезда». Так хотелось успеть вернуться, пока отец его ещё ждёт. Лоренц перевернул записку – на обратной стороне были неуверенно выведены кривые буквы дрожащей неумелой рукой. «Возвращайся живой». Я вернусь. Он коснулся губами неровных букв. Обязательно вернусь.
– Господин, по этой улице всё проверено! – тот тонкий солдатик вышел из последнего дома. – Куда прикажете двинуться?
– Идите в необжитые места, – велел Сиятельство. – Погоревшие дома, закрытые улицы на окраине. Чтоб все закоулки были осмотрены!
Караульный поклонился и отправился вниз по улице, зазывая своих. Надежды у Лоренца оставалось всё меньше. Конечно, Фрол мог запрятаться в склепе, или и вовсе выйти за ограду в поисках спокойного места. Но каждый раз, когда юноша воображал себе, как он находит мальчугана, перед глазами упорно вставал слепец с разрисованным лицом и мёртвый южанин с объеденным носом. Человек, на которого можно подать жалобу только за фальшивомонетничество, кажется, имеет отношение к смерти Олафа. Быть может, рассказать о нём не только Юлеку, но и все караульным?..
Староста был во дворе управы. Он уже переоделся и в полный голос отчитывал бедную усталую Анешку.
– Я тебе что говорил, а? Пошто сама не подняла? Вишь, теперь сколько всего придётся стирать! Я добрых полдня потратил, чтоб найти, а ты и бровью не пошевелила!
– Извините, Ваше Благородие, – слабым голосом отвечала она. – Я, право, не заметила, что задела.
– Не заметила она, – прошипел Юлек. – Посередь двора ведь лежал! – он потряс перед ней ключом. – Или это курицы твои сняли и бросили? Сама ведь задела рукой, когда корзину брала!
– Сама, – соглашалась обессиленная Анешка, – но, право, не видала того.
– Какие ж глупцы здесь служат… – пробормотал Юлек и, оглядевшись, просветлел от вида Лоренца. – Нашлось всё, ВашСиятельство! А ваши успехи как? – он заволновался. – Я видал, да, что караул пошёл к оспенным кварталам, верно всё?
– В жилых дворах его нет, – у Лоренца был такой же усталый голос, что и у бедной Анешки. – Пусть проверят всю землю и дома. А я… я видел следы. Не могу сказать, кто это был. Но среди нас есть предатель.
Юлек побледнел.
– Ч-что вы имеете в виду? – осторожно спросил он, начав привычно теребить платочек пальцами. – У нас? Да как так… да с чего… – он поднял дрожащую руку и вытер покрывшийся испариной лоб. – Не чужак? Наш?..
Лоренц кивнул и махнул рукой девке, чтоб шла по своим делам.
– Я видел следы, – повторил он. – Это флоосская обувь. Человек был рядом с моим оруженосцем в день смерти. А сегодня лил что-то: кузнец сказал, что он повторил печать или монеты.
– Это, верно, будет наивным вопросом, – осторожно начал Юлек, как будто чуть успокоившись, – но не мог ли этот человек в той драке помогать вашему слуге? Вдруг всё, ну… лучше?..
Юноша застыл.
– Мог, – признал он, – мог… но это не так… – не так изящно, хотел было он сказать. Не так гладко. Верить в фальшивомонетчика на стороне Фратании было куда проще, чем в благородного мошенника, помогающего слабым и немощным. – Лучше рассчитывать на худшее, Ваше Благородие. Едва его поймают, мы узнаем ответы на все вопросы.
– И то верно… – пробормотал Юлек. – Вы извините, я прилягу пойду, да, а то, сами понимаете… сначала Фрол, затем эта Анешка, куры, свиньи, бардак, теперь ещё и предатели в родной деревне… ох, сложно, сложно… первый день старостой, и сразу всё навалилось…
– Конечно, идите, – велел Лоренц. – Я позову вас, когда…
Раздался низкий протяжный гул колокола. Юлек побледнел ещё сильней и прикрыл рот рукой.
– …когда будет нужно, – закончил Сиятельство, нахмурившись. –
