обилию выпавшего снега.
— Почему же ты думаешь, что сможешь полюбить Андрейку?
— Потому что я его уже люблю. Сегодня думал о нём весь вечер. Улыбку беззубую вспоминал. Я то же самое и к Ромке, и к Петюне с Настей чувствовал. Я тоскую по нему… Чёрт, кто звонит в такое время?!
Трель рингтона в тишине ночи прозвучала раздражающе громко. Андрей взглянул на незнакомый номер и сбросил вызов.
— Вот и спросил бы — кто, — пожала плечами Даша и вернулась к разговору о малыше. — И я по Андрейке тоскую — защитить его хочется. Яр ему жизнь дал. Интересно, я смогла бы?
Звонок снова разорвал тишину ночи.
— Поляков слушает, — дежурно ответил Андрей. — Да, Ярослав Андреевич Поляков мой сын. Нет, вы не ошиблись. Двадцать четыре года ему полных, скоро двадцать пять. Я понял, он в травматологии, адрес Химки, Куркинское шоссе, строение одиннадцать. Да, я знаю, где это, выезжаю.
Даша видела панику и ужас в глазах мужа.
— Андрей, что с Яром?
Она подбежала к нему, упала на колени и обняла.
— Не справился с управлением при повороте на Шереметьевское шоссе. Доставлен в Химкинскую ЦРБ без сознания. — Он говорил, как робот, пытаясь осознать произнесённое. — Даша, это наш Ярка без сознания? Не может быть! Что ему делать на повороте в аэропорт? Он дома с Надей, у него рабочий день сегодня… Этого просто не может быть…
— Андрюша, одевайся, едем в ЦРБ. — Даша поднялась с колен, принесла мужу костюм и свежую рубашку, в руки дала стакан с водой. — Я поведу машину, тебе нельзя за руль. Кто звонил?
— Она сказала, что стажировалась у меня, вот и подумала, что это мой сын, раз фамилия и отчество совпали. Может, ошиблась?
— Думаю, что ошиблась. Но всё равно едем. На месте разберёмся.
— А дети? Одних как оставить?
— Я разбужу Ромку, он присмотрит за младшими, и маме позвоню, чтоб пришла. Мы там нужнее, поехали!
Часть 27
— Ну что, Андрюша, пустят нас к Ярке? — Даша смотрела на мужа, и сердце сжималось от того, как изменила его эта ночь — за несколько часов голова стала совсем седая… Раньше она не верила, что вот так возможно, а теперь видела своими глазами.
— Я здесь ничего не решаю, Дашуня. С разрешения главврача только могут позволить, а с ним ещё встретиться надо. — Андрей Петрович посмотрел на часы. — Скоро должен подойти, немного подождать осталось. — Он подошёл к окну и, не оглядываясь, произнёс: — Смотри, утро уже, рассвело совсем. Хоть бы вовремя был, не задержался где ненароком. — Вытер ладонью снова набежавшие слёзы, повернулся к жене, взял её за плечи и прижал к себе. — Он жив, Дашенька, слышишь, жив наш Ярка, и это главное. Справимся, вытащим, врачи мы с тобой или кто…
— Вытащим конечно! Даже не сомневайся.
Она сама всхлипывала, пытаясь подавить рыдания, чтобы не показать Андрею степень своего страха за Яра. Даша сдерживала слёзы всё время, пока шла операция, да и сейчас тоже, но это надо было остановить, перестать предаваться горю и понять, что раз Яр жив, значит, надо успокоиться и бороться за его выздоровление, а бороться есть с чем. И тут Даша подумала о том, что это невероятное горе для матери, а ведь Ларису даже в известность не поставили.
— Я тут, знаешь, что подумала, — произнесла она, — мы же Ларисе ничего не сообщили. Надо позвонить, мать всё-таки.
— Да, ты права. Я и не вспомнил про неё. Сейчас поговорю с главным и позвоню. И Надю оповестить бы. Может, она знает, что он делал на той дороге. Ума не приложу, куда он ехал, почему один… Да и как в такую погоду за руль сел? Он осторожный всегда. — Андрей помолчал, а потом проговорил виновато: — Я так надеялся на ошибку, что это не Яр разбился, мало ли Поляковых на свете, а оно, видишь, как…
— Андрюша, ты же сам сказал, главное — живой. Вот отойдёт от наркоза, придёт в себя и всё расскажет. Живут люди без селезёнки, а печень регенерирует, кости срастаются… Да кому я это говорю — сам же всё знаешь! Хотя я не просто говорю, я утешаю.
— Спасибо тебе. Может, ты всё-таки домой пойдёшь, там же дети… Ларисе я сам сообщу, а ты попытайся дозвониться до Нади… И одежду мне удобную захвати. Сам буду за ним ухаживать, отсюда я уйду только вместе с сыном.
— Хорошо. Я всё сделаю. Постараюсь быстро с делами управиться, ну, насколько возможно. Ты звони, как только Яр в себя придёт.
Она уже шла по коридору, когда Андрей её окликнул.
— Даша, позвони заведующей дома малютки, скажи о нашем решении. Сейчас это важно, как никогда.
После разговора Андрея Петровича с главврачом Яра перевели в отдельную реанимационную палату, где ему предстояло находиться до транспортировки в стационар отцовской клиники. Когда его можно будет перевезти — было пока неясно. Андрей Петрович понимал это, но точно знал, что сделает всё возможное и невозможное для выздоровления Ярослава. А ещё он был уверен, что сын чувствует его присутствие и слышит его голос. Именно поэтому, чтобы не тревожить Яра лишний раз, и понимая, что разговор с бывшей женой спокойным не будет, он вышел из палаты. Меньше всего Андрею хотелось видеть здесь Ларису, но и не сообщить грешно.
Лариса долго не отвечала. Андрей Петрович уже готов был сбросить вызов, когда в трубке раздался мужской голос.
— Да, Андрей, здравствуй, это Дмитрий. Лара спит, вернулась вчера поздно, расстроенная. Ну, да ладно… Ты просто так или по делу?
— Яр попал в аварию.
— Серьёзно? — В голосе Дмитрия слышалась тревога. — Что случилось? Как его состояние? Где вы?
— Стабильно тяжёлый, после операции. Мы в Химках, в травме. — Андрей помолчал несколько секунд, подавляя дрожь в голосе. — Ты передай ей.
— Хорошо, передам.
Он вернулся в палату, сел рядом с сыном, и предательские слёзы снова навернулись на глаза. Наедине с Яром можно было уже не сдерживаться. И он наконец выпустил боль и горе, что переполняли его, а ещё вину. Ведь этого кошмара могло и не быть вовсе, если бы он не купил чёртову машину, если бы не поссорился с Яром. Так всё нелепо и глупо.
Андрей Петрович с ужасом думал, что те обидные слова, что они в сердцах наговорили друг другу, могли оказаться последними. И телефон зачем отключал — сын звонил же, сорок два раза звонил! А он не ответил, сердился, дулся. Как же так… Теперь же
