в улыбке – Сергею лишь бы посмеяться! Мы давно притёрты друг к другу, и я спокоен на его беззлобные подковырки. Всё моё внимание – этот заливчик Тятиной.
– Рррууххх!
– Серёж! – горланю я, через рёв вездехода, – Для уток – это классно! Теперь, когда море штормит, утки перескакивают через штормовую дамбу и отдыхают на этой, тихой воде!
И уже даже это – значит, что условия нашей лесной жизни, в этом году будут другими. Значит, этот лесной год будет совсем не таким, как прошлый. Это важно. Мы молодые и шустрые, главный наш враг – однообразие жизни…
На этот раз, мы решаем обосноваться в доме, что стоит на высокой морской террасе, на месте бывшего посёлка Тятино. Это – верхний Тятинский дом.
Стоп. Мы спрыгиваем на землю.
– Рррууххх! Рррууххх! – выворачивая пласты тяжёлого, мокрого снега, вездеход сдаёт задом, прямо к двери чёрного, ушедшего наполовину в снег, дома.
И мы торопливо выгружаем свои пожитки, сваливая ящики и мешки прямо на снег, к стене дома. Мы ещё успеем, а у геологов, впереди – долгая дорога! Им ещё шуровать через два перевала, на Рудный, охотское побережье острова…
Всё! Наша выгрузка закончена!
– Всё! Андрей! По-ка!
– Спаси-бо!
– Рррууххх!
ГТТ срывается с места и наши крики благодарности тонут в его низком рёве. Мы стоим у дома и машем вслед. Комья талого снега разлетаются далеко прочь, из-под блестящей мельницы вездеходных траков…
Мы остаёмся одни, наедине с руинами нашего будущего жилища.
– Зззззззззззз…
В ушах стоит сплошной звон – это мы оглохли от вездехода. Нам это привычно, так бывает всегда…
– Ну, что? Давай посмотрим, что там, внутри? – наконец, предлагаю я Сергею.
– Давай, – кивает тот, головой.
Мы откапываем от тяжёлого снега нижнюю половину входной двери. Это дверь в тамбур, миниатюрный коридорчик. И распахиваем вторую, входную дверь в дом…
После двух лет отсутствия людей, большое, просторное помещение дома превратилось в хлев. По крайней мере, то, что оно не жилое – это точно.
– Да-а! – раздумчиво тяну я.
– Да-а… – вторит, из-за моей спины, Казанцев, – Сарай, он и есть сарай! Хорошо, что хоть, стёкла в окнах целы…
– Зззззззззззз… – звенит в ушах.
И в этой, звенящей тишине повисает долгая пауза…
– Смотри! – наконец, изумляюсь я, – Крысы! Все стены обгрызли! Здесь же, всё было обклеено цветными картинками, из журналов! Вот здесь – Алла Пугачёва висела! С обложки «Огонька».
– Клейстер ели, – пожимает плечами Казанцев.
– А, как они смогли?! Всё это обгрызть! – посещает меня через минуту, ещё более изумительная мысль, – Совершенно отвесные, ведь, стены! Ровная, крашеная фанера! Смотри – съели всё, до потолка!
Придвинувшись вплотную к стене, я, сквозь свои круглые очки, пристально вглядываюсь в чёткие следы от крысиных резцов на ровной вертикали, оббитой гладкой фанерой стены.
– А, чёрт их знает, как! – после минутного «изучения проблемы», отзывается мой напарник.
В настывшем за зиму помещении холоднее, чем на улице. Да и сами понятия «дом» и «улица», в нашем случае – совершенно неотличимы…
Однако, болтать некогда! Времени у нас – в обрез. На улице лежит метр снега, стоит лёгкий морозец, а мы должны где-то заночевать! Мы озираемся по сторонам, планируя объём работ.
– Так! – прикидываю я, – До наступления темноты, нам нужно перебрать развалившуюся за зиму по отдельным кирпичам, печку! Я заметил, что вездеход, на гребне террасы перед спуском, вывернул целые пласты глины! Там глину возьмём.
– Ну, – деловито кивает Казанцев, – И закрыть, заплатой из досок, эту дырищу! В потолке над печкой! И поднять подпорками, просевший над печкой, потолок.
– Ага! – замечаю я, – И нужно отгородить себе, брезентовыми тентами от палаток, половину помещения с печкой. Этот большой сарай, такой тщедушной печкой – не обогреешь! И, обязательно нужно соорудить высокие нары! Чтобы спать под самым потолком – там, даже к утру, сохраняется тепло.
Идеи с брезентовой перегородкой и нарами под потолком – это мой прошлогодний опыт выживания, в нижнем балке.
Первым делом, заносим с улицы в дом свои рюкзаки и картонки с продуктами. Я собираю своё ружьё и вешаю его на гвоздь в стене. Осенью, в командировке на Сахалин, я купил себе МЦ-21-12. Так что, вместо двустволки-горизонталки, у меня полуавтомат, пятизарядка двенадцатого калибра. Это – наша безопасность.
Столько дел! Успеем ли?.. Но, сомненья прочь! Обратного пути, у нас – просто, нет. С уходом вездехода, все мосты сожжены. С энтузиазмом обречённых, мы бросаемся в работу…
Успели. Мы успели! В синих сумерках, мы успеваем даже залепить пластилином щели в оконных рамах! А, окон, в отгороженной части дома – два и они – большие, настоящие, как в нормальных домах. Весь день мы работали на морозце – и вот, торопливо разжигаем дрова в ещё сырой, тёмной от свежего раствора, печке. Наша комната, с одной брезентовой стеной, начинает наполняться теплом…
Скорее ставим на плиту чайник и кастрюлю с водой – не ели ведь, с утра…
– Дзинь! Дзинь! – звенит на улице умывальник, прибитый гвоздём к столбику, на углу нашего дома.
Не забывая оглядываться по сторонам, я устало отмываю, сбитые о кирпичи и покрытые сажей, глиной, цементом и ещё бог весть каким дерьмом, руки…
В заботах по приготовлению ужина, быстро подкрадывается ночь. На нашем кухонном столе, у окна, я открываю банку тушёнки. Чтобы заправить ею кашу. Промежду делом, бросаю короткий взгляд в окно – там уже непроглядная тьма. Мы торопливо садимся за стол, есть…
Всё! Теперь нужно оценить ситуацию насчёт «братьев наших меньших». И я расставляю, по полу, давилки на мышей. Отбой. Мы затихаем на нарах, под потолком. Сергей отворачивается к стенке и засыпает. Я лежу на животе, свесив голову вниз. Оставленная на столе у окна свечка освещает пространство комнаты сумрачным светом. Текут минута за минутой…
Вот! Прямо под нарами, вдоль стены семенит коротконогая, серая мышка, с коротким хвостиком. Я смотрю на неё с нар, из-под потолка…
Записываю в полевой дневничок: «Полёвка, при передвижении, строго придерживается стен. К давилке, поставленной на полу в полуметре от стены, не подходит. Приманка, из колбасного сала, её не интересует. Выводы: первое – полёвка всегда бежит вдоль стены и на середину открытого пространства не выходит; во-вторых, полёвка – существо зерноядное и сало просто не ест; в-третьих, если здесь мыши – значит, крысы ещё не пришли».
Я тихо, чтобы не разбудить напарника, спрыгиваю на пол и гашу свечку на столе. Забираюсь обратно на нары.
– Ну, что ж, – думаю я, устало закрывая глаза, – Для нас важен вывод насчёт крыс! Они ещё не знают о нас. Значит, придут завтра ночью. Значит, сегодняшнюю ночь спим спокойно…
Я просыпаюсь от звуков.
– Тук, тук… Тук… Тук, тук, тук… – монотонно и глухо, стучит за стенкой.
– Капли с крыши, –
