она сидит на протертом сиденье, закинув босые ноги на приборную панель, щелкает пальцами в такт попсовой песенке, приглушенной встречным ветром, позади под сиденьем легкая ручная кладь в пластиковом пакете, а рядом красавчик Ярис, крупные руки на руле и запах его кожаной одежды, вызывающий волнительную дрожь. Каждые пятнадцать минут он одной рукой сворачивал самокрутку и выкуривал ее так, будто это был его долг, хочет он или не хочет. Марен тоже затянулась пару раз и решила, что в Париже первым делом купит себе пачку «Мальборо». Тальбах, Ханнес, шагомер за микроволновкой — она уезжала от этого все дальше и дальше. Словно линии выкройки, сияли белые линии дорожной разметки. Выкройки чего-то нового. И каждый отрезок пути был как шов, он соединял то, что было, с тем, что будет. Да, думала Марен, она привезет из Парижа это приключение как особенный предмет одежды, наденет его и будет чувствовать себя неповторимо и совершенно по-новому. Она порылась в кармане юбки и достала оттуда свернутую записку.
— У магазина на углу стоял бездомный и продавал вопросы, забавная идея, правда? Прочитать?
Ярис стряхнул пепел в окно.
— Ну прочитай.
Марен бережно развернула записку.
— Если бы завтрашний день был твоим последним, с кем бы ты хотел его провести?
— Ну тут и думать не надо, ясное дело. — Ярис сделал затяжку и драматично выпустил дым. — С Мэрилин Монро!
Кусочек мороженого упал Марен на юбку, она скрючилась и попыталась слизнуть его.
— Серьезно? — спросила она, слегка разочарованная тем, что он даже не додумался соврать и назвать ее имя. — Почему?
— Я бы ей понравился, — ответил Ярис и подмигнул. — Нам было бы хорошо вместе, это точно. И мы могли бы попасть куда угодно, она же универсальный пропуск: можно пойти в Лувр после закрытия, получить люкс в любом отеле, столик в любом ресторане, можно позавтракать с Миком Джаггером и поужинать с Леди Гагой.
— Но-о, — протянула Марен, — Мэрилин Монро умерла.
— Верно, — усмехнулся Ярис. — Слишком нереалистичный ответ на такой реалистичный вопрос.
Он покрутил тюнер, пытаясь настроиться на радиостанцию с лучшим приемом. И никакого встречного «А ты?» или «Кого бы ты выбрала?». Да и хорошо, что он не спросил, так как ни креативного, ни честного ответа у нее не было. Часы на приборной панели показывали шесть.
— Может, на какой-то волне попадутся новости, — сказала Марен, сгрызая остатки льда с деревянной палочки. — Интересно было бы узнать, что там с женщиной на крыше.
Ярис продолжал крутить ручку настройки, пока не наткнулся на скрипичный концерт.
— Ах, Брамс, — со знанием дела сказал он. — Ре мажор, семьдесят седьмой опус. По мне, так лучше всякой болтовни.
Марен не поняла, что он имел в виду под болтовней — ее или новости. После Анривиля он стал неразговорчив и почти не смотрел на нее. Она зажала палочку от мороженого между ребрами боковой вентиляции. Ярис годами заманивал ее в ловушку, а теперь сам попал в нее. Вот уже пять лет он бросался одними и теми же избитыми, пустыми фразами, он привык, что она всегда отказывала, оставалась дома, вырывалась из его объятий и неловко подтягивала пояс колготок; он чувствовал себя уверенно в роли дерзкого путешественника, который время от времени устраивал ей встряску, чтобы самому утвердиться в собственной живости. Но ему не о чем волноваться. Когда они доберутся до Парижа и уединятся в номере отеля на берегу канала, он точно не пожалеет, что взял ее с собой. Однако ей всю дорогу не давала покоя та женщина на крыше. Что толкнуло ее на такой шаг? Марен украдкой поглядывала на экран телефона, проверяя, не объявился ли Ханнес. В конце концов, это и его крыша тоже. Но не было ни пропущенных звонков, ни новых сообщений. Вот сволочь.
— А ты знал, что в Средневековье приходилось забираться на крыши домов, где жили преступники, чтобы наказать их?
Ярис скрутил очередную сигарету и вскинул брови, видимо, в знак того, что внимательно слушает.
— В то время, находясь в своем доме, ты был защищен законом. И если не хотелось в тюрьму, можно было просто спрятаться у себя. Но этот закон утрачивал силу, если у дома не было крыши, поэтому, чтобы арестовать негодяев, крыши разбирали по черепице. — Марен вынула деревянную палочку из вентиляции и стала задумчиво брякать ею по решетке. — А что, если у нас в доме тоже скрывается преступник. Кто знает, может, эта женщина сбежала на крышу, потому что ей угрожали.
— Ей просто захотелось почувствовать себя важной, — возразил Ярис. — Она так привлекает к себе внимание, иначе бы уже давно спрыгнула. Если тебе интересно мое мнение, то все это просто спектакль. И скорее всего, из-за неразделенной любви.
Марен так сильно надавила на палочку, что та сломалась посередине. Ярис раздраженно вырвал ее из пальцев Марен.
— Тебе не все ли равно? — спросил он и выкинул палочку в окно. — Ты эту женщину даже не знаешь. — Он погладил Марен по руке, будто внезапно осознав свою скрытую агрессию. — Расслабься, мы едем в Париж, — сказал он и сделал музыку погромче.
Винни
На спортплощадке было знойно, в углу газона под липами компания ребят поставила гриль, пахло розжигом и колбасками. Из блютус-колонок гремели хип-хоп-биты, семеро парней играли в баскетбол, две девушки — в бадминтон у фонтана, пара пробовала свои силы в акройоге, а Тимо с голым торсом висел на турнике вместе с двумя восьмиклассниками, которых Винни знала только в лицо. Они с Саломеей юркнули за ствол липы и еще раз оглядели местность.
— Это его старший брат. — Саломея указала на парня с золотой цепочкой, который сидел на верхней перекладине, а затем приподнялся на руках и вытянул ноги вперед, сделав уголок. Такое Винни видела только в цирке. — Если они нас поймают, нам конец.
— Пускай у них есть сила, — сказала Винни, — зато у нас есть ум. Если будем держаться плана, с нами ничего не случится. Ты поставила свой велосипед на позицию?
Саломея бросила взгляд на другой конец спортплощадки и кивнула.
— Очень важно, чтобы он меня не заметил, — продолжила Винни. — Встань у него на виду и притворись, будто делаешь селфи. Он будет из кожи вон лезть, чтобы тебя впечатлить. У парней вроде него это рефлекс. Камеру, конечно, направь на него, но не подходи слишком близко, иначе не успеешь убежать.
Саломея грызла ногти.
— Я боюсь, — простонала она.
— Пока они сообразят, что случилось, мы будем уже далеко. Подумай о своем фото. Помни, что он хочет слить
