— Вы теперь не будете дружить со мной, да?
— Мы не знаем, что думать о случившемся.
— Честно говоря, я тоже не знаю. Мама сказала мне о том, кто я, несколько месяцев назад. С тех пор всё перевернулось с ног на голову.
— Тебе не страшно оттого, что ты можешь причинить вред невинным людям?
— Этого не случится. Обещаю, — я снова готова была расплакаться. — Пожалуйста, не бросайте меня…
Они как-то неуверенно попытались сказать ободряющие слова. Оставалось надеяться, что это временно. Люда с Аней стали очень дороги мне. Мне теперь постоянно хотелось плакать, я всё время поджимала губы и делала глубокий вдох носом, чтобы сдержаться.
Днём мы пололи огород и ходили в большой магазин за три километра от дома. Но всё было невесело, напряжение не спадало. Они почти не задавали мне вопросов и старались избегать тем, связанных со мной. Разговор явно не клеился, и до вечера нам было комфортней помогать маме Ани по хозяйству, чем общаться друг с другом.
Утром следующего дня мы уехали. Молчали всю дорогу.
«Может быть, они решили не объясняться со мной, а по-тихому отдалиться? Похоже на то…»
Девочки сидели сзади меня и переписывались в телефоне. Тихонько потрескивали кнопки.
Мне нужен был совет близкого человека, а обратиться не к кому.
«Раз в этом мире меня никто не понимает и не принимает, — рассуждала я, — есть три выхода: а) умереть; б) жить отшельником и ждать, когда все вокруг примут мою сторону; в) вернуться к Дилану, сделать вид, что я поняла свою неправоту и раскаялась. Снова этот выбор. Возможно, где-то я оступилась? Ведь с какого-то момента всё явно пошло не так».
Вероятность того, что все, кроме меня, сошли с ума, была ничтожно мала. Пора было что-то изменить в себе.
На самом деле я прекрасно осознавала, что самое худшее для меня — это одиночество. Представив это, я решила отказаться от варианта «б».
И ещё: в первую же ночь пришёл Паша, парень Люды, и остался до утра. Его попросили. Они думали, что если я озверею, то он остановит меня. Глупые.
У меня не было плана, как жить дальше. Ночью накатила истерика, и я ушла бродить по коридорам, чтоб не шуметь в комнате.
Как обстояли мои дела: не с кем поговорить по душам, денег почти не осталось (только кольцо, оставленное на крайний случай); я боялась, что могу зарезать кого-то во сне; был серьёзный риск, что девочки кому-нибудь проболтаются обо мне.
С утра меня назвали не Волчонком и даже не Ди, а Дианой. По недоумевающему взгляду Паши я поняла, что он пока оставался в неведении.
Праздничный выходной день, а идти некуда. Начитавшись конспектов, я пошла гулять в парк. Солнечно, полно народу. А вот и то место, где я чуть не убила Дилана. Захотелось его увидеть, но только чтоб он не читал мне морали, а просто обнял и приласкал.
«Когда он появится в следующий раз? — размышляла я. — Может, подкараулит завтра в университете? Что сказать ему? Знает ли он о моём разговоре с мамой? В силах ли как-то помочь мне? Одни вопросы. И где же он, когда он так нужен мне?»
Вечером он позвонил, хотя раньше предпочитал разговаривать лично.
— Привет, Диана.
— Привет.
— Ты куда-то уезжала на выходные?
— Да, в деревню к Ане. Откуда ты узнал?
— Я же сказал, что наблюдаю за тобой.
— Тогда зачем спрашиваешь?
— Уточняю. Твоя мама сказала, что препарат подействовал недостаточно.
— Не подействовал. Я не могу говорить сейчас об этом.
— Выйди во двор.
— Хорошо.
Я бегом пересекла коридор, затем прыгала по лестницам через ступеньку, но возле комендантской притормозила и отдышалась, чтобы не было заметно, что я спешила.
Дилан сидел в машине прямо напротив входа в общежитие. Я села к нему. Вид у него был такой, словно он готовился к главной роли в драматической картине. Однако Дилан старался показать, что он выше и сильнее всей этой маеты, которая происходит с нами.
— Здесь ты можешь говорить обо всём, — сказал он.
Я колупалась в ногтях и молчала, обдумывая, что и как рассказать. Нервничала.
— Диана?
— Я тут подумала, что у меня есть всего три варианта, как быть: первый — не быть, второй — сбежать ото всех и жить в лесу, третий — сделать вид, что я признаю свою неправоту и прошу о помощи… Да, к чему это я… Я превратилась на глазах у людей, теперь они знают, кто я, и что тех пятерых убила я.
— Твоя мать сказала, что ты блефуешь, — сощурил глаза он.
— Нет! — ему ни к чему было знать, что я соврала тогда. — Это случилось во сне, я не хотела никого пугать.
— Кто тебя видел?
— Люда с Аней, мои соседки. Они обещали не раскрывать мою тайну, но я не верю им. Они почти не разговаривают со мной, избегают.
Он понял, что я не шучу, и некоторое время размышлял, глядя в окно. Я прибежала, когда мне что-то потребовалось от него.
— Так значит, препарат просто перестал на тебя действовать… Что-то тут не так… Может, поделишься, как это у тебя так получилось? — с ноткой язвительности уточнил он.
— Я пришла договориться, а не просить уколоть меня смертельной дозой, — сразу же осадила его я.
— Не будешь же ты отрицать, что я многого не знаю о тебе?
— Не буду. Но ты не должен бороться с этим, такова моя природа, это дар, а не проклятье.
— Ты права: нам стоит договориться. Мои условия такие: ты сейчас возвращаешься в общежитие, забираешь вещи, и мы едем домой — это раз; завтра днём ты забираешь своё заявление о разводе — это два; я в курсе о каждом твоём шаге — это три, — видно было, что он вовсе не считает мои особенности даром, но пойти мне навстречу было единственным выходом для него (для нас обоих).
— Что ж… Мои условия: первое — ты больше никогда не позволишь вколоть мне транквилизатор и любую другую подобную дрянь; второе — я продолжаю учиться в университете; третье — ты держишь меня в курсе обо всех событиях, происходящих в жизни клана.
Он снова задумался. Ни одно условие не нравилось ему.
— Хорошо. Если один из нас нарушит условия договора, то…
— То я больше не часть клана, — озвучила я.
Дилан покачал головой:
— Ты слишком наивна.
Я вышла из машины: надо было забрать вещи и попрощаться с девочками. С какого же момента моя жизнь наполнилась таким количеством трудностей? Со дня приезда Седого год назад? С момента, когда я убила тех ублюдков?
В комнате были все трое. Паша всё ещё смотрел на меня без страха, но уже как-то с отчуждением. Я попросила его выйти, чтобы обсудить личные дела с девочками.
