посещала светских мероприятий и не появлялась на актерских вечеринках. «Какая-то нетеатральная она была», — вспоминают о Поповой коллеги.
Много лет спустя, по дороге в Ялту на съемки фильма «Морозко» в одном купе с ней оказался актер Анатолий Кубацкий. Познакомившись с попутчицей, он остолбенел: «Как?! Неужели это та самая Варя Попова, которая сыграла Луизу в „Коварстве и любви“?! Это та самая актриса, которой восхищалась вся Москва?!»
«Варвара Александровна самолюбованием не занималась, — однажды рассказала мне старейшая актриса театра имени Вахтангова Галина Коновалова. — Она свободно общалась с костюмершами и гардеробщицами, могла сидеть с ними у телевизора, подперев руками подбородок, и обсуждать увиденное: „Ой, какая чудесная лавочка! Как приятно на такой посидеть! А какие березки — просто загляденье!“ Может быть, Варвара Александровна стеснялась своей простоватости, а может просто не находила с коллегами общего языка. Она была в контрах с Рубеном Симоновым и его командой, которая вытесняла обожаемого ею Бориса Захаву. Попова переживала за него, осознавала, что в новых условиях ролей ей не видать, и страдала из-за несостоявшейся профессиональной карьеры вообще».
* * *
В личной жизни Варваре Александровне тоже не везло. В Студии у нее был роман с молодым актером Иваном Кудрявцевым, но до свадьбы дело не дошло. Попова вышла замуж за красавца-инженера Алексея Савкина. Характер у него был, по определению Варвары, «лев с волком». Как стукнет кулаком по столу — жена сразу под диван. Как они сошлись, одному Богу известно. Их брак был недолгим, но Попова успела родить сына, которого назвала тоже Алешей. После этого в ее жизни не было ни одного мужчины.
А Савкин женился. По иронии судьбы ее тоже звали Варварой Александровной. В отличие от первой жены, вторая не давала спуска «льву с волком», они постоянно спорили, ругались и даже дрались. В их доме вся посуда была битая, потому что супруги периодически кидали друг в друга чашки и тарелки.
Попова не любила говорить о своем бывшем муже, вспоминала о нем с содроганием и называла его язвительно «папаша». Когда они разошлись, Савкин поменял комнату в ее трехкомнатной квартире, и вселил Варваре соседей. Еще одну комнату она со временем стала сдавать, а третью отдала сыну, когда тот женился. Сама же много лет спала на кухне. Но доброта актрисы была выше обид. Когда у Савкиных возникли проблемы с жильем, Попова пустила их пожить в одной из комнат и даже подружилась со своей тезкой.
Сын Алексей окончил училище при Театре имени Вахтангова, но отказался ехать по распределению в другой город и стал устраивать свою судьбу сам. Два года отслужил при Центральном театре Советской армии, а потом пошел на телевидение, где всю жизнь проработал режиссером в литературно-драматической редакции.
Еще будучи студентом Алексей женился на сокурснице Светлане Радченко. Сегодня Светлана Ивановна говорит о Варваре Александровне с искренней теплотой:
«Она, действительно, была очень наивная. Говори, что хочешь — поверит. Еще и руками всплеснет: „Да что ты!“ Очень часто вспоминаю ее глаза — коричневые вишни. Смотрит на тебя так доверчиво, так трогательно!
Варваре Александровне не надо было учиться. Она читала роль и сразу же входила в образ. Буквально становилась тем персонажем, от имени которого выступала. Бывало, я просила ее: „Варвара Александровна, подиктуйте мне Островского, я перепишу роль в тетрадку“. Она брала пьесу и моментально преображалась. И я видела перед собой уже не актрису Попову, а Домну Пантелеевну. Просто так читать ей было неинтересно.
Когда Варвара выходила на сцену, нельзя было сказать, что она играет. Она была естественна, как кошка. И, мне кажется, к ролям она не готовилась. В Вахтанговском театре работала еще одна удивительная характерная актриса — Елена Понсова, так вот та каждую роль шлифовала до блеска, пропускала через голову и через сердце. А Варвара головой не работала. Открывала какой-то клапан, и включался фонтан. Никаких бессонных ночей, поисков „зерна“, главное — выучить текст. Ей бесполезно было что-то растолковывать, вдалбливать, она все равно ничего не понимала. У нее был хороший врожденный вкус, и этого ей было достаточно. А ум, от природы гибкий и острый, подспудно помогал использовать этот вкус по назначению».
* * *
Потом произошла драма.
После ранней смерти Евгения Вахтангова его дело продолжили ученики. Собрав воедино и проанализировав наследие мастера, теорию вахтанговской школы сформулировал и опубликовал в своей книге Борис Захава. Он и возглавил Студию при театре, которая с 1939 года известна как Театральное училище имени Б. В. Щукина.
В том же году Театр имени Вахтангова возглавил Рубен Симонов. Легкий, ироничный человек, он ставил легкие, искрометные водевили и комедии. И поначалу два талантливых художника мирно сосуществовали в одних стенах. Захава выпускал «Егора Булычева и других», Симонов — «Льва Гурыча Синичкина», Захава — «Аристократов» Погодина, Симонов — «Интервенцию» Славина. Захава брался за чеховскую «Чайку», Симонова увлекала веселая стихия оперетты «Мадемуазель Нитуш» Эрве. Та глубина и трагизм, которые так удавались одному, разбавлялись незатейливостью и простотой постановок другого. И в результате театр развивался правильно. Это и был синтез глубокого содержания с яркой, выразительной формой, о чем мечтал Вахтангов, и что теоретически обосновал Захава.
Неожиданно дирекция театра ступила на коммерческую стезю. Предпочтения стали отдаваться кассовым спектаклям. Захава попытался заступиться за традиции, но не учел типичных для театра подводных течений. К тому же Симонов был вынужден и сам взяться за патриотическую классику и двум мастодонтам на одной сцене становилось тесно. «Доброжелатели» все больше сталкивали их лбами, из-за интриг Рубен Николаевич уже не отдавал отчета своим действиям, и произошло немыслимое. В 1959 году Борис Евгеньевич Захава — народный артист, лауреат Госпремии СССР, ректор знаменитого на весь мир театрального училища — был уволен из Театра имени Вахтангова по сокращению штата.
Приказ был написан от руки на небольшом листочке бумаги и приколот на доске объявлений где-то с краю. Когда Захава ознакомился с ним, то схватился за сердце и чуть не умер на месте. Он вышел из театра и больше никогда не переступил его порога.
От Варвары Поповой избавились немного раньше, в 1956 году.
Театр раскололся на «рубенчиков» и «захавят». Те, кто поддерживал Бориса Евгеньевича, рано или поздно оказались на улице. Одни уходили сами, других увольняли. Особенно тяжело было женщинам-актрисам: они старились и сидели без работы. Новое поколение вахтанговцев, как это всегда было и будет в любом театре, не интересовалось судьбой бывших студийцев. «Старухи» оказались беззащитными перед таким натиском. Сохранив в себе ценные качества, о которых уже говорилось —
