холодно отвернулась от него.
Дня через три Спиридов приехал с визитом и с тех пор стал довольно частым посетителем дома Двоекуровых. Между ним и Элен быстро установились простые, дружеские отношения. Ей особенно было дорого в Спиридове то, что это был единственный человек, который понимал ее, угадывал ее страдания и не заблуждался относительно князя. Элен видела в Спиридове искренно сочувствующего ей человека, готового при случае выступить в роли ее защитника, и это сознание поддерживало ее. Теперь она не испытывала такого ужасного одиночества, как прежде, до знакомства с Петром Андреевичем, и это делало ее более самостоятельной и уверенной в себе.
Что касается отношений Спиридова и Двоекурова, то под личиной добродушного доброжелательства, с одной стороны, и изысканно-вежливой почтительности как к человеку старому и занимающему высокий пост — с другой, скрывалась глубокая взаимная ненависть. Причем у Спиридова она осложнялась тщательно маскируемым презрением, а у Двоекурова — затаенным страхом. Элен казалось, будто муж ее как бы желает задобрить Спиридова, купить его молчание.
"Новоселовка, — думала Элен, — не эта ли причина? "
Она несколько раз собиралась, расспросить Спиридова об этой Новоселовке и сопряженных с нею воспоминаниях, но всякий раз что-то как бы удерживало ее. Она инстинктивно боялась услышать о чем-нибудь столь ужасном, после чего совместная ее жизнь с мужем сделается еще более тяжелой. Так прошло несколько месяцев. Незаметно для себя самой Элен полюбила Спиридова, полюбила горячо, всем своим жаждавшим истинной любви сердцем, но, несмотря на это, отношения их оставались чистыми, и не потому, что Элен боялась мужа или считала преступлением изменить ему, а единственно в силу отвращения, питаемого молодой женщиной ко всякого рода лжи и притворству. Мысль принадлежать одновременно двум мужчинам возмущала ее до глубины души и была ей до гадливости омерзительна. Тем более что грязный цинизм и зверское сладострастие ее мужа, с первых же дней свадьбы осквернившее чистоту брачного ложа, развили в Элен своеобразные взгляды на взаимные отношения мужчин и женщин.
Не любовных утех, не сладострастных объятий жаждала ее истомленная душа, а чувства более возвышенного, ничем не запятнанного. Что касается Спири-дова, то ему этого было недостаточно.
Близость к красавице, которую он любит со всею страстностью энергичной и властной души и которая, как он прекрасно мог заметить, питала к нему взаимность — туманила его голову и подчас лишала самообладания. Измученный страстью, истомленный упорным отказом на все его мольбы, не понимая причины этого отказа и объясняя его единственно страхом перед мужем, Спиридов однажды не выдержал.
Произошла некрасивая, вульгарная сцена, в которой победительницей осталась Элен. Увидя искаженное страстью лицо Спиридова, почувствовав на себе его трепещущие руки, его горячее дыхание, она вдруг словно бы очнулась от яркого сознания сходства Спиридова в том состоянии волнения, в каком он находился, с ее мужем, и это сходство пробудило в ней такое непреодолимое стремление к отпору, такое физическое отвращение к тому, что должно было последовать, что она, не помня себя, вскочила на ноги и, энергичным жестом оттолкнув от себя Петра Андреевича, сверкая глазами и вся дрожа, бросила ему жестокое оскорбительное слово.
— Allez vous en, miserable![11] — задыхающимся голосом, в котором Спиридову ясно почудилось сильнейшее презрение и ненависть, громко прошептала Элен, в то же время энергичным жестом указывая на дверь. — Allez vous en!
Очнувшись от звука ее слов, Спиридов машинально провел рукой по лицу и вдруг, круто повернувшись, вышел вон из комнаты быстрым нервным шагом.
Как только опустилась за ним тяжелая портьера, Элен сразу пришла в себя. Только теперь отдала она себе ясный отчет во всем происшедшем с нею и поняла, что с этой минуты Спиридов навсегда потерян для нее. Единственно близкий ей человек, единственный друг и опора в жизни. Ужас невознаградимой утраты вырвал у нее крик боли. Она всплеснула руками и бросилась было за ним, думая только о том, как бы вернуть его, удержать подле себя, не допустить уйти из этого дома, уйти навсегда. Не помня себя, вся взволнованная, трепещущая, выбежала Элен на верхнюю площадку широкой, установленной статуями и пальмами лестницы.
— Стой, вернись назад, не покидай! — рвалось у нее из груди, но она принуждена была сдержать крик, уже готовый было слететь с ее губ. Спиридов выходил из широких зеркальных дверей, а навстречу ему со своей всегдашней улыбкой вылезал из кареты только что подъехавший князь.
Элен повернулась и, опустив голову, с сердцем, разрывавшимся от тоски, направилась к себе в будуар.
Через несколько минут к ней вошел муж. Он подозрительно покосился на ее бледное, но по-видимому спокойное лицо и, пройдясь раза два по мягкому ковру, резким тоном произнес:
— Что у вас тут вышло с этим франтом? Он — какой-то нелепый, возбужденный, красноглазый, ты — бледнее смерти, с лицом приговоренного к повешению. Объясни, пожалуйста.
— Ничего особенного, — апатично-утомленным голосом, неожиданно даже для себя самой, произнесла Элен. — Петр Андреевич сказал мне о своей любви, а я имела глупость прогнать его.
— Что? — даже подпрыгнул от изумленья Двоеку-ров. — Что? Повтори, пожалуйста, я, кажется, плохо слышал.
— Изволь, если тебе угодно. — И Элен спокойно и холодно, отчеканивая слова, отчетливо повторила свою фразу.
Двоекуров побагровел. С горящими глазами, перекошенным лицом он шагнул к жене, судорожно сжимая кулаки.
— А, так ты вот что, негодная?! — задыхаясь от бешенства, заговорил он. — Но я тебя предупреждал.
— Прочь от меня! — грозным и повелительным тоном перебила его Элен. Поднявшись во весь рост, она смерила мужа презрительным, полным ненависти взглядом, от которого тот, не ожидавший ничего подобного, сразу растерялся и стоял, глядя на жену выпученными недоумевающими глазами.
— Послушайте, князь, — продолжала тем временем Элен, — и постарайтесь понять и твердо запомнить мои слова. Прежние отношения наши кончены, я вам не жена, и вы мне не муж. Я, разумеется, не покину этого дома, щадя ваше самолюбие и честь имени, носимого вами. И для света наши отношения не изменятся, но здесь, среди этих стен, я желаю быть свободной. Понимаете? Свободной совсем. Я имею на это право, так как отказалась от личного счастья, отказалась от единственно дорогого мне человека, отказалась во имя условной порядочности, чтобы сохранить в глазах света неприкосновенность нашего домашнего очага. Так, кажется, вы любите выражаться…
— Вы с ума сошли! Я никогда этого не позволю! — затопал ногами Двоекуров. — Я вас заставлю, заставлю, слышите ли, заставлю! — кричал он, теряя всякое самообладание.
— Ничего вы меня не заставите и не можете заставить. Повторяю, с сегодняшнего дня я не та, что была. Не беззащитное существо, которое
