Воздадим же Вам славу, не обращая внимания на все неудачи, что преследуют Вас! Да не оставят Вас боги Аргентинской Республики! Пока еще судьба не сделала выбор между Вами и Росасом, между городом и пампой, между голубой лентой и алой, но вы владеете тем редким свойством духа, что способно в конце концов обеспечить победу над дикой физической силой, тем духом, который вдохновлял на подвиг мучеников. С Вами вера, ведь Вы никогда не знали сомнений! Вера спасет Вас, и с Вами — цивилизацию!
Этот человек отмечен знаком судьбы. Родившийся в лоне плохо продуманной революции, какой была революция 1 декабря[288], он оказался единственным, кто победой сумел оправдать ее необходимость. Мощная сила гаучо вырывает из рук Паса командование войсками[289], десять лет он томится в плену, но даже сам Росас не решается убить генерала, как если бы ангел-хранитель днем и ночью охранял его жизнь. Чудом удается Пасу бежать в непогоду, под покровом ночи, и бурные волны Ла-Платы выносят его в конце концов на Восточный берег: то тут, то там он встречает отказ, пренебрежение, но, наконец, ему передают ослабленные в боях отряды одной из провинций — свидетельницы гибели двух армий. Из этих крох терпеливо и тщательно собирает Пас силы, способные оказать сопротивление Росасу, и, когда войска противника повсюду одерживают победу и несут ужас и смерть во все уголки Республики, из болот Каагуасу[290] раздается клич однорукого и стреноженного генерала[291]: «Республика еще не погибла!» Лишенный лавров по милости тех, кого он спас, коварно отстраненный ими от командования своими войсками, Пас находит спасение на земле своих врагов — в Энтре-Риос. Само небо защищает его, и оттого злой гаучо из лесов Монтьель[292] не решается убить однорукого добряка, который сам никого не убивает. Добравшись до Монтевидео, Пас узнает, что Ривера разбит, возможно, именно потому, что там не было его, способного спутать намерения врага своими маневрами. Весь город, подавленный, стекается к его скромному пристанищу беженца, ища слов утешения и хоть какой-то проблеск надежды. «Дайте мне двадцать дней, и врагам не взять город»,— единственное, что ответил генерал спокойно, с уверенностью математика. Орибе предоставляет то, о чем просил Пас, и уже прошло три года с того безрадостного для Монтевидео дня.
Когда город был хорошо подготовлен к обороне и гарнизон привык к ежедневным боям настолько', будто это занятие ничем не отличается от любого другого, Пас отправляется в Бразилию. Он остается при дворе[293] дольше, чем того хотели бы его сторонники, но в то время как Росас полагает, что он находится под конвоем имперской полиции, генерал оказывается в провинции Коррьентес, обучая шесть тысяч солдат; тиран узнает, что Пас вступил в союз с Парагваем, и позднее до него доходит слух, что Бразилия предложила Франции и Англии принять участие в борьбе; таким образом, борьба между пастушеским селом и городом превратилась в конце концов в поединок между одноруким математиком, ученым Пасом, и гаучо-варваром Росасом, в битву между пампой, с одной стороны, и Коррьентес, Парагваем, Уругваем, Бразилией, Англией и Францией — с другой.
Еще больше возвеличивает генерала то, что враги, которых он разбил, не испытывают к нему ненависти. «Гасета»[294] Росаса, столь изобретательная в клевете и злословии, неспособна оскорбить его так, как она это умеет,— каждый раз препятствует то уважение, которое он внушает даже клеветникам; вперемежку с кровожадными воплями карибов его обзывают стреноженным, одноруким, кастратом, ибо надо же ведь как-то обнаружить свою дикость и тупость. Если бы кто-то сумел проникнуть в души прислужников Росаса, то обнаружил бы там восхищение; его испытывали все по отношению к генералу Пасу, и старые федералисты не забыли: именно он всегда защищал их от злопыхательства унитариев старых времен. Кто знает, может, Провидение, что держит в своих руках судьбы государств, захотело уберечь этого человека, который столько раз расходился со смертью, для восстановления Республики, где властвовали бы законы, обеспечивающие свободу без специальных на то указов, и исчезли бы страх и насилие, необходимые для правления лишь глупцам! Пас по натуре своей провинциал, и в этом гарантия, что он не принесет провинции в жертву Буэнос-Айресу и порту, как сегодня это делает Росас, наживающий миллионы за счет обнищания и одичания жителей глубинных районов — ведь именно в этом федералисты городов обвиняли Конгресс 1826 года.
Победа при Табладе открывала новую эпоху в жизни Кордовы, города, который до той поры, согласно посланию, отправленному генералом Пасом в Провинциальное представительство, «занимал последнее место среди аргентинских городов». «Вспомните, таким он был всегда,— продолжает Пас свое послание,— именно здесь предпринимались крайние меры и воздвигались препятствия на пути всему, что вело к объединению нации и процветанию самой провинции,— так было и при федералистах, и при унитариях».
В Кордове, как и во всех аргентинских городах, была своя либеральная прослойка, которую заставило замолчать абсолютистское и квиетистское правительство Бустоса. С приходом Паса либералы выходят на арену, показав, насколько они окрепли за девять лет происпанского правительства.
Ранее я описал уже Кордову как противника идей Буэнос-Айреса; но есть одно обстоятельство, которое властно указывает на возможность ее иного будущего. Наука — вот высшее понятие для жителя Кордовы; два века истории Университета укоренили в людях дух просвещенности, который не сумел столь прочно укрепиться в сознании жителей других провинций: и если бы здесь изменились направление и смысл образования, Кордова уже могла бы располагать большим числом сторонников цивилизации, подготовленных к тому властью ума и просвещенности.
Уважение к просвещению, привычно связываемое с университетскими званиями, свойственно в Кордове всем, вплоть до низших классов общества, и лишь этим можно объяснить, почему городские массы присоединились к гражданской революции, осуществлявшейся Пасом, с пылом, который не иссяк и десять лет спустя. Этот дух воспитал тысячи ремесленников и пролетариев города, ставших жертвами организованной и холодной ярости масоркерос. Пас привез с собой переводчика, чтобы объясняться с гражданами Кордовы: то был Баркала[295], негр-полковник, что столь доблестно сражался в Бразилии и проводил время бок о бок с высшими армейскими чинами. Баркала, вольноотпущенник, многие годы отдал наставлению ремесленников Кордовы на правильный путь, уча их любить революцию, которая награждает за заслуги независимо от цвета кожи и классовой принадлежности; на Баркалу была возложена миссия распространять новые идеи и взгляды в городе, и ему удалось придать своему делу размах и глубину гораздо большие, чем можно было ожидать. Те жители Кордовы, которым присуще гражданское сознание, с тех пор
