торгующимися друг с другом за сырье или ниши сбыта готовой продукции. Эгоистичные интересы отдельных коллективов автономных предприятий неизбежно вступят в противоречие с коллективными интересами революционного движения пролетариата. Он приводил примеры отдельных российских фабрик, которые в течение первого года после революции создавали препятствия перед реализацией коммунистических мер в экономике. Бордига подчеркивал, что коммунистическая революция может быть осуществлена только партией, этим коллективным мозгом, отвечающим за жизнедеятельность организма человеческого общества в целом и рабочего класса в частности. После революции все полномочия могут быть переданы советам, ответственным перед избирающими их массами за выполнение партийной программы. Ни в коем случае они не могут состоять из цеховых старост, несущих ответственность только перед своими сотрудниками.
Он терпеливо объяснял, что капиталистическая экономика в целом держится на трех столпах: земельной ренте, процентах с банковского капитала и прибылях автономных предприятий. Эксплуатация человека человеком заканчивается только с упразднением этих трех источников экономической власти. Захват предприятий рабочими кооперативами или артелями для самостоятельного управления лишь продлевает и, возможно, в чем-то даже совершенствует капиталистическую систему. При капитализме прибыль от сбыта выпускаемой продукции учитывается в актив предприятия, а затраты переменного капитала на производство, включая рабочую силу, в пассив. Капитализм будет сохраняться до тех пор, пока будет сохраняться двойной бухгалтерский учет отдельного предприятия. При коммунизме отдельное предприятие, как автономная единица, перестает существовать и, следовательно, вся эта двойная бухгалтерия сменяется гораздо более простой системой учета продукции, «известной человечеству еще с тех пор, как первый троглодит вылез из пещеры, чтобы собрать ровно столько кокосов, сколько у него было товарищей в пещере». Даже если предположить достижение социализма в отдельных секторах высшей стадии, о которой мечтали все коммунисты, – когда каждый сможет получать по своим потребностям, – то оно может произойти только там, где исчезнет финансовый баланс предприятия, а учет производимой продукции будет осуществляться в простых физических единицах измерения, таких как масса, мощность, количество лошадиных сил или механической энергии. В такой перспективе кипучая деятельность «Нового порядка» в Турине в самом деле представала в лучшем случае как бессмысленная растрата сил во имя мелкобуржуазной утопии.
Вот так безжалостно Бордига расправлялся с мечтой Грамши.
* * *
Несмотря ни на что, идеи, посеянные упорной пропагандой «Нового порядка», начали давать свои всходы на промышленном Севере. Первый захват фабрики произошел в Сестри, живописном маленьком городке, расположенном в итальянской части Лазурного берега, в Лигурии. Рабочие местного машиностроительного завода, принадлежащего военно-промышленному концерну Ансальдо, изгнали руководство и сами наладили выпуск и поставки готового оборудования. Грамши направил на место событий двух корреспондентов – Андреа Вильонго и Пальмиро Тольятти, самого спокойного человека в редакции, до сих пор занимавшегося только обзором книг в рубрике «Борьба идей». Корреспонденты сообщали, что изначальные условия в Лигурии очень сильно отличались от Турина, где ФИАТ фактически играет роль градообразующего предприятия, вокруг которого вращается жизнедеятельность большинства местных компаний. Именно благодаря массовой концентрации, там сложились уникальные условия для зарождения и расцвета пролетарской социалистической культуры. На Лигурийском побережье концентрация была не меньше, а ритмы промышленности даже выше – вокруг портов и верфей разрастались судостроительные и сталеплавильные заводы и литейные цеха, практически вся эта зона представляла собой многокилометровую урбанизированную агломерацию. В то же время генуэзский пролетариат сильно отставал от туринского в сплоченности: рабочие голосовали за разные политические партии, посещали воскресные католические кружки, поддерживали разные группы влияния из среды предпринимателей, и все это мешало их политической организации. Отсутствию единства способствовало разнообразие в специализации множества местных предприятий, а также большой разрыв между категориями рабочей силы – поскольку промышленность в целом здесь относилась к более тяжелым отраслям, масса неквалифицированных разнорабочих в общей пропорции здесь была гораздо выше. Текучка кадров и смена рабочих мест были привычным делом, что мешало возникновению стабильных коллективов, а квалифицированные кадры тяготели к психологии «рабочей аристократии». Кроме того, благодаря многолетним традициям обслуживания оборонных заказов, лигурийская промышленность была сильно политизированной, фактически она была сконцентрирована в руках нескольких воротил с отлаженной сетью клиентских отношений в Риме, в правительственных кабинетах и парламенте. Андреа и Пальмиро с удивлением констатировали, что рабочие, захватившие завод в Сестри, преследуют лишь собственные, эгоистические интересы, многим из них практически неизвестна программа социалистической партии. Захват предприятия под руководством профсоюзных лидеров произошел из-за спора о вычете из зарплаты рабочих дней вынужденного простоя. Фактически собственники закрыли завод, а профсоюз распорядился, чтобы рабочие вышли на работу как обычно, это была ситуация прямо противоположная забастовке. Все цеха и отделы, словно бы прислушавшись к рекомендациям «Нового порядка», избрали собственных старост и представителей, которые приступили к реализации инициатив профсоюза в координации со старой «внутренней комиссией». Последняя, кстати образованная в годы войны, к этому времени фактически бездействовала и носила чисто церемониальный характер. Ее собрания, на вкус туринских корреспондентов, отличались чрезмерным уровнем шума, из-за склонности делегатов кричать друг на друга, и, опять же к их удивлению, казались уж очень далекими от выполнения задач духовного пробуждения генуэзского пролетариата к революционной борьбе. При этом некоторые результаты в организации труда и дисциплине, достигнутые комиссией в течение четырех дней самостоятельного управления фабрикой, можно было назвать многообещающими: например, были очень тщательно отлажены рабочие смены и регулярные консультации с техническими специалистами и инженерами. Подытоживая свой обзор, Вильонго и Тольятти констатировали, что, приехав почерпнуть и засвидетельствовать полезные практические моменты захвата предприятия товарищами из Сестри, они столкнулись с привычными проблемами отсутствия пролетарского единства и незрелости классового сознания.
Неаполитанский «Совет» не командировал своих корреспондентов в Лигурию, но тоже отреагировал на события в Сестри аналитическим материалом. Рабочие переходят от забастовок к новой форме экономической борьбы, к захвату фабрик, утверждал анонимный автор, за плотной марксистской риторикой которого легко угадывалась неутомимая рука Бордиги. При помощи забастовок рабочий, как правило, защищает свои интересы благодаря тому урону, который собственнику предприятия наносит снижение производства продукции в обычных условиях капиталистической конкуренции, когда относительное падение цен требует увеличения производительности. Первая мировая война принесла итальянским промышленникам невиданное до тех пор стремительное обогащение, особенно в тяжелой индустрии. Милитаризация металлургических предприятий и их перепрофилирование под армейские нужды подразумевали работу в условиях постоянного госзаказа, когда бюджет покрывал все затраты на сырье, в первую очередь на уголь. Сегодня рабочие, дисциплинированные оборонкой, захватывая цеха и изгоняя руководство, стремятся показать, что не просто отлынивают от работы, бастуя, но хотят работать по своим правилам, с учетом интересов цехового коллектива. В данном конкретном случае их борьба направлена против вынужденного, неоплачиваемого простоя. Автор призывал рабочих Сестри не поддаваться вредным иллюзиям: изменения в лучшую сторону начнутся только тогда, когда
