впервые, – ответила я, разглядывая танцующих, целующихся и смеющихся мужчин. Воплощение радости.
Сюзанн заглянула мне в глаза. Она была очень хороша собой, и, думаю, этот взгляд покорял многих девушек.
– Милая, должна тебе сказать, что я пришла просто посмотреть, – сказала я. – Пока что меня устраивают мужчины, но в случае чего ты первая обо всем узнаешь.
Сюзанн рассмеялась.
– Но я очень рада тебя повидать, – добавила я и сделала вид, что с надеждой осматриваюсь по сторонам, скрестив пальцы. – Думаю, что сегодня я все-таки кого-нибудь подцеплю!
Мы обе рассмеялись.
– Я тоже очень рада встрече, Рут, – сказала Сюзанн и, бросив на меня оценивающий взгляд, ушла к бильярдному столу. Больше на меня никто не смотрел, и мне казалось, что я невидимка. Когда привыкаешь к постоянному вниманию мужчин, от этого становится немного не по себе. Я не хвастаюсь – все мы знаем, что любой натурал даже в бездыханном состоянии провожает глазами каждую женщину.
За барной стойкой я увидела дрэг-квин[27] и подошла к нему за напитком. Роскошные рыжие волосы высокого мужчины спадали на его широкие плечи.
– Как насчет водки с содовой и лаймом? – спросил он.
– Пол?
– Мисс Черри Фонтейн, – поправил меня Пол.
– Чудесно выглядите, – сказала я.
– Спасибо, Рут. Шоу начнется в десять. – Пол кивнул на двустворчатую дверь, щедро наливая мне напиток. В стакан лилась водка из бутылки, которую Пол достал с верхней полки. – Точнее, предполагается, что шоу начнется в десять. Артисты не выйдут на сцену, пока в зале не наберется достаточно народу. Хотят собрать хорошие чаевые, а зрители платят за вход только тогда, когда становится ясно, что шоу вот-вот начнется.
– Вечная история.
– Да. – Пол со смехом повернулся к другому посетителю. – Вечная история.
Оглядевшись, я нашла свободный стул. Два парня, сидевшие за столом, какое-то время разглядывали меня, а потом повернулись друг к другу, видимо решив меня не прогонять. Я надела маленькое черное платье и достаточно долго провозилась с прической, чтобы дрэг-квин видели, что я поработала над образом, но вовсе не собиралась с ними соперничать. Я рассматривала окружающих. В баре было немало парней в джинсах и футболках – явные любители пива, но многие из них стояли с пустыми руками. Все это напоминало мне собрания, на которые мой папа ходил вместе с товарищами-ветеранами. Смысл был не в том, чтобы напиться. А в том, чтобы быть вместе.
Стоило мне начать волноваться, что я оделась слишком нарядно, как в бар плавной походкой вошел мужчина в длинной норковой шубе. Он прошествовал в мою сторону, не удостоив даже взглядом. Одним движением он сбросил шубу на стул, стоявший позади меня. А потом страстно поцеловал сидевшего поблизости мужчину, словно пытаясь засунуть все свое лицо в глотку возлюбленному.
Я невольно отвернулась. Но не потому, что увидела целующихся мужчин: я знала одного из них. Это был мой одноклассник Грег. В школе дети безжалостно дразнили Грега и называли его Либераче[28] за то, что он виртуозно играл на фортепиано. Грег был невероятно талантлив, но этого никто не признавал.
Выходя из бара проветриться, Грег меня заметил. Он тут же схватил шубу и выбежал на улицу. Очень стремительно.
Мне хотелось провалиться сквозь землю! У меня было такое чувство, что все взгляды тут же обратились ко мне. Мы с Грегом были знакомы с четвертого класса. Я ни разу не сказала ему дурного слова, но ему все равно показалось, что от меня нужно бежать.
К счастью, Пол позвонил в колокольчик и прокричал, что шоу скоро начнется. Народ стал стягиваться к двустворчатым дверям, у которых стоял Пол, бравший входную плату. Я раскрыла сумочку.
– Проходите так, – сказал Пол.
– Не то чтобы я это заслужила, – сказала я. – Но спасибо. Мне очень приятно.
Зал, в который я вошла, напоминал комнату отдыха в здании совета ветеранов. Здесь был такой же низкий, выложенный плиткой потолок, как и в баре, но на дальней стене висела красная портьера, создававшая театральную атмосферу. В зале было битком. Зрители сидели за сорока железными складными столами, окруженными складными стульями, которые будто вытащили из мусорки. Из боковой двери время от времени кто-то высовывал голову и смотрел, как заполняется помещение. В нем могло разместиться человек сто пятьдесят, и зрители все прибывали и прибывали. Когда остались только стоячие места, за дверью зала еще было полно желающих попасть внутрь. Наконец на сцену вышел Пол, который начал по очереди объявлять выступающих.
Первой перед зрителями предстала мисс Мисти Мак-Колл в расшитом бусинами платье, которое выглядело очень дорого. Она исполнила под фонограмму песню «Take Me Home», двигаясь по сцене даже естественнее, чем сама Шер. Зрители один за другим подходили к сцене и протягивали ей купюры, которые она брала во время проигрыша.
Следующей на сцену вышла Консуэла, размахивавшая длинными светлыми волосами во время исполнения песни Полы Абдул «Straight Up». Она была худой, как Твигги[29], и у меня в голове крутилось слово тростинка. Когда выступления устраивали прихожане нашей церкви, мне порой только и оставалось улыбаться, чтобы хоть как-то спасти их от полного провала в свете прожекторов. Здесь все было иначе. Консуэла была королевой сцены, и каждое ее движение производило на зрителей сильнейшее впечатление.
Вот Пол объявил Мать-настоятельницу, и я приготовилась увидеть монашку. Но меня ждало нечто еще более эффектное. На сцену вышел человек ростом в шесть футов пять дюймов[30] и весом в триста фунтов[31], одетый в огромное платье с бахромой и завязками, украшенными камнями. Мать-настоятельница танцевала под песню Долли Партон «Why’d You Come in Here Looking Like That», двигаясь в два раза быстрее музыки. В ее па чувствовалась легкость, и она кружилась так быстро, что все ее браслеты и бусы вращались, словно щетки на автомойке. Под самым потолком тянулась огромная опорная балка, и высоченной Матери-настоятельнице приходилось пригибаться, когда она подходила к зрителям за деньгами. Мать-настоятельница вертелась так долго, что у меня даже голова закружилась, а потом она стала падать на пол и подниматься, словно исполняла брейк-данс. Восторженные зрители требовали продолжения. Но вместо этого Мать-настоятельница бросила на толпу грозный взгляд и принялась ходить по залу, собирая купюры.
Перед нам предстала мисс Браун Шугар. Изящно опираясь на трость, она вышла на авансцену. На ней было расшитое пайетками коричневое платье, которое увеличивало ее и без того широкие бедра. В руке, обтянутой белой перчаткой, она держала микрофон, словно джазовая певица из шестидесятых. Когда она начала выступление, я выпрямилась на стуле.
– Summertime, and the living is easy[32], – продекламировала мисс Браун Шугар с таким томным видом, что все зрители сразу поверили, что ничто не может нас ранить. Певица величаво держалась на сцене и лично обращалась к каждому, кто протягивал ей деньги.
Артисты сменяли друг друга, и каждый из них пытался затмить своим великолепным платьем наряд предыдущего выступающего. Мы как будто оказались в сериале «Династия», хотя это было невозможно: мы жили в Арканзасе, а значит, ни у кого из присутствующих не было денег на роскошную жизнь. И все-таки костюмы, в которых они выходили на сцену, были поистине роскошны. И в этом не было ни капли шутовства – только грация и торжество женской красоты. На сцене появлялись богини! Неужели они гуляют по улицам Хот-Спрингса в своем повседневном обличии и прохожие даже не догадываются, как они могут блистать? От увиденного я была в совершенном восторге!
Но вот ведущий объявил мисс Мэрилин Моррелл.
Готова поклясться, что все зрители вытянули шеи еще до того, как она появилась на сцене. А когда вышла, раздались оглушительные аплодисменты.
В тот вечер Мэрилин Моррелл стала для меня образцом дрэг-квин!
У меня дух захватывало.
