Оценив мою решимость, Зэлдар не стал противиться и, потянувшись руками к голове, на секунду замер, словно давая мне последний шанс изменить решение. Глупый! Будто бы то, что уже и так случилось со мной и с нами, могло как-то поменяться от лицезрения внешних дефектов, о которых я и так знала! Я неумолимо кивнула, подталкивая мужчину к действиям.
Когда шлем молниеносным движением отлетел в сторону, я продолжала смотреть в глаза мужчины, ставшие в играющем свете темно-медовыми. Мне казалось неучтивым немедленно рыскать взглядом по его пострадавшему лицу. Я хотела схватить его образ целиком, поймать то ощущение, которое первым родится в моей душе. И это было не презрение, не отторжение.
Я смотрела и смотрела в сжавшиеся зрачки его глаз, маленькие точки посреди желтых огней, и понимала, меня внутри заполняет глубокое протяжное чувство, всепоглощающее и пронзительное одновременно, наполняющее и рвущее на куски. Я застыла, парализованная этим, со страхом, что я не выдержу мощного напора ощущений, и в то же время с желанием, чтобы это мгновение не заканчивалось никогда. Глубоко изнутри пришло понимание, что это правильно, ашер как правильно все, что происходило в настоящий момент. Это была моя жизнь. Настоящая. И его тоже.
Я все-таки провела взглядом вниз с интересом наблюдая открывшуюся передо мной реальность. Многочисленные нити сфонтакса, которые я видела и раньше, были практически незаметны на коже, лишь иногда давая слабый серебристый отблеск при свете. Рот… рот мог показаться уродливым, но это была всего лишь видимость. На самом деле он выражал эмоции, которые, словно волшебством, были навсегда заморожены на этом мужественном лице. То ли крик, то ли гнев, какое-то разрушительное, разрывающее сердце переживание испытал мужчина передо мной, прежде чем жизнь его чувств погрузилась в бесконечный сон. Лицо оказалось искажено вечной мукой трагедии, некогда приключившейся с ним. Словно он до сих пор кричал, в ярости бросаясь на что-то, от безысходности не сдерживая эмоции. Это продолжало жить в нем, не отпуская.
Стоило мне об этом подумать, как и меня саму внутри смел ураган песка, обжигающего и колкого. Процесс погружения запустился сам собой и теперь я смогла воочию увидеть ашеров, пожирающих мужчину изнутри. Удушающая ненависть, которая выбила из меня дыхание, когда я старалась подобрать ключ к Катарии, и столь же сильное отчаяние от потери чего-то действительно важного. Я не могла узнать, что случилось с Зэлдаром на самом деле, мне доступны были лишь слепки с его переживаний. Странно, но все это было похоже на саму меня, только усиленное многократно.
Поддавшись порыву, я быстро качнулась в сторону мужчины и прижалась к его приоткрытым губам. Холодные и ставшие сухими после потери основной защиты — шлема. Наверное, наш поцелуй выглядел смешно, я уткнулась в лицо дальтерийца, словно в застывшую статую, но мне и этого было много. Осторожно, словно боясь навредить, я начала целовать эти губы, явно не привыкшие к прикосновениям. Я и сама была не искушена, и действовала по наитию, горя единственным желанием — наполнить этот выжженный мир собой, забрать и затопить прохладной свежей водой остатки разъедающей ненависти. Мне хотелось выдернуть эту черноту из него.
Могла ли я?..
Додумать я не успела, внезапно мужчина сжал мои плечи и опрокинул вниз, в мягкие ткани. Вскоре мое внимание переключилось и тело заполнили совсем другие, более приятные ощущения. Мы так и не покинули камин этой ночью.
Глава 13
Стоять нараспашку перед пронизывающим ветром и не закрываться. Оголять руки, ощущая жар открытого огня. Я привык не прятаться от стихий, но обнажить свое истинное лицо оказалось куда сложнее.
Хотелось избавиться от навязчивого опасения, что что-то пойдёт не так. Девушка не сможет скрыть первую эмоцию, которая невольно завладеет её сознанием. Никто не сможет. Это сильнее разума. Мы не способны заглушить первый чувственный порыв. Замаскировать — да. Но он прорвется на свет иначе, рождая еще более кривого монстра — обман и двуличность.
Я знал, как бывает. Истина, которую я видел в глазах своих воинов, показавшись перед ними без защиты, сняв шлем между тренировками. Такое случалось, иногда. Я наблюдал, как по лицам сильных мужчин пробегает едва уловимая дрожь. Зрачки сужаются, словно стремясь убежать от пугающей картины. И… От меня не скроется попытка Альтареи убедить меня в чем-то. Ложь, что ей чуждо отвращение. Презрение. Страх. Даже если она утаит реальное чувство от себя самой, я это увижу. Это бы меня… расстроило.
Я не хотел нарушать баланс, установившийся между нами подобно взошедшему и уязвимому ростку. Изуродованное лицо могло доставить боль, и не столько мне, сколь ей. Я страшился обнаружить её испуг, отчуждение или непринятие. Я не вписывался в рамки привычного. И не желал допустить лишних мыслей. Невольных рассуждений, что моя внешность отразится в чертах ребёнка. Её тревога могла бы передаться ему. Как и любое иное подсознательное заблуждение, которое мы слабостью своей воли не можем удержать.
Однако в этот раз Альтарея была настроена решительно. Я не противился. Её уверенность — готовность принять ответственность за выбор. Она протянула руки к моей голове и потребовала убрать мешающий атрибут. Шлем. Я сжился с ним, как со второй кожей. Я его… не ощущал. Незаметно внешний предмет стал частью моего тела, незаменимым элементом моей сути.
Внимательно глянул в глаза девушки. Она не просила. Ее взгляд выражал непоколебимое убеждение, что именно так все и должно быть. Пусть!
Я резко отбросил шлем, являя на свет другую маску — ту, в которое обратилось мое лицо. Это и впрямь была маска, скрывающая истинные черты моей внешности. Я много раз пытался вернуться к нормальному облику… Раньше, тогда. Но моя способность к самоконтролю не могла ничего изменить. И я свыкся. Мышцы застыли, превратив лицо в выражение вечной агонии.
Я видел мир как сплетение враждебно настроенных цивилизаций, и моя маска в виде искривленных яростью мышц видела его таким же, все время готовясь к обороне и нападению. Я и сам был оскалом судьбы, той войной, затеянной много лет назад, неугасающее пламя которой всегда раздирало мои внутренности. Я должен был уничтожить Союз. Мое лицо требовало этого.
Моя маска этим жила.
Шлем откинут, но Альтарея смотрела все так же прямо и спокойно. Вопреки моему опасению, ее лицо не дрогнуло, на него не набежала тень, оно не исказилось от секундного замешательства. Мне даже показалось, огромные глаза с широким зрачком заискрились ещё больше, но, возможно, это была видимость, создаваемая играющими бликами от огня. Девушка смотрела и смотрела ровно, и во мне утихал внутренний ураган, рождая упрямую надежду на лучшее. Колкая пустота внутри, безжизненная стихия внезапно заменилась чем-то новым, будто впуская в себя дуновение живого ветра.
И вот девушка неожиданно прильнула, неловко и боязливо, касаясь тёплым влажным ртом меня. В свои тридцать шесть я дождался первого поцелуя. Следовало бы посмеяться над собой, но я оставался напряжен и тревожен, понимая, что не смогу ответить. Это была игра в одни ворота, но от мягкого дыхания, тёплых прикосновений и запаха её кожи, у меня забурлил океан внутри, грозя вылиться в сметающее все желание обладать.
