— Выполняй свои обязанности! — приказал он. — Ступай туда, где ты нужен!
— Там я уже не нужен, — усмехнулся доктор и посмотрел в небо. — Несчастным требуются иные лекари.
И ушёл. А Дениз, некоторое время поболтавшись в районе катастрофы, сам подошёл к Кальту — поговорить здесь больше было не с кем.
— Бедняги, — сказал врач, кивая на пластиковые мешки, куда собирали останки пилотов. — Был ли им знак какой-нибудь, когда они сегодня утром проснулись? Когда садились в кресла своих машин? Мне всё время хочется спросить мёртвого — слышал ли ты сигнал, поданный тебе? И если слышал, почему не внял ему? Не захотел прислушаться к голосу судьбы?.. Но мёртвые никогда не отвечают!
— Ты фаталист, Густав, — определил Дениз. — Филантроп и фаталист. Напиши об этом статью в журнал. И у тебя появятся последователи.
— Нет, я не стану писать в журнал об этом. Лучше напишу о вас, сэр. Как вы ходили по склону горы Сатвы и, глядя на рваный дюраль, разрывали свою душу, и думали о Боге.
— Я не думаю о Боге, эскулап. Я думаю о себе. Как всякий эгоист и самовлюблённый человек.
— Впрочем, нет! — вдруг спохватился Кальт. — Мысль о последователях мне нравится. Это было бы неплохо, создать новое течение в философии, основанное на фаталистической филантропии.
— Слишком сложно, тебя не поймут. Возьми пример с Муна или ещё какого-нибудь идиота.
— Нет, сэр, вы ничего не понимаете в философии религиозного сознания, — смело заявил доктор. — Точнее, в возникновении такого сознания. Чем сложнее, чем безумнее новое течение, тем больше будет последователей. Человек должен познавать, тянуться к разгадкам тайн существования божественного. Как вы сейчас, сэр. На этом основаны все религии и секты сегодняшнего мира. Поэтому люди вообще утратили слух и зрение и больше напоминают вот эти мешки с кусками тела. Они не слышат сигнала, не видят знака, просыпаются утром, садятся в кресла своих летающих машин и ложатся на боевой курс. Чтобы стрелять по горе с удивительным названием — Астра.
— Эта гора называется иначе! — уже в который раз Джейсон ощутил неясный толчок в душе от слов Густава. — Почему ты назвал её — Астра?
— Видите ли, сэр, астрофизический комплекс не случайно построен на этой горе, — мягко возразил Кальт. — Она ниже других, и не такая заметная, но с неё лучше, чем откуда-либо видны звёзды и планеты Вселенной. Здесь менее важна высота, чем угол зрения.
— Ты ещё и звездочёт, Густав?
— Я просто любопытный человек, сэр.
— Об Астре тебе тоже рассказал тот старый серб?
— Вы проницательны, сэр, — голубыми глазами улыбнулся врач. — Именно он рассказал мне историю горы.
— Этот серб — ходячий справочник, энциклопедия по истории Боснии?
— Нет, он просто старый человек. Очень старый и любознательный. К тому же имеет отличную память. Астра — гора, с которой древние астрологи и славянские волхвы наблюдали космические тела. И вот однажды, в нулевое время по нашему летоисчислению, они увидели на небосклоне восходящую звезду. Потом ей дадут название — Вифлеемская. Звезда ещё только всходила, но волхвы прочитали этот знак и немедленно отправились в дорогу, потому что путь из Боснии, с Балканских гор, до палестинского Вифлеема составляет ровно девять месяцев, если двигаться пешком и плыть на маленьком судёнышке. И они поспели вовремя, потому и первыми поклонились Новорождённому, возвестив о рождении Спасителя человечества.
— Густав, хватит тебе оперировать вросшие ногти на солдатских ногах и уничтожать сухие мозоли, — после паузы проговорил Джейсон. — Из тебя бы получился неплохой батальонный священник.
— Спасибо, сэр, но я на своём месте, потому что боль солдатских ног всегда достаёт душу. Спросите об этом у пехотинцев.
— Я знаю, сам испытал, — признался Джейсон. — А ты не сочиняешь, эскулап?
— Да, я мог бы сочинить о горе, где расположена обсерватория. Однако, думаю, явления, происходящие на Сатве, придуманы не мной. И вы, сэр, испытали их сами, как испытывали когда-то боль в ногах от сухих мозолей.
— Когда же был построен астрофизический комплекс? Об этом помнит твой старый серб?
— Разумеется, сэр. Новый построили в шестьдесят первом году, а до него здесь стояла просто высокая башня, которая называлась по-сербски Белая Вежа. Отсюда и современное название горы. Башня разрушилась от времени, и тогда выстроили две обсерватории. А раньше древние астрологи поднимались на Белую Вежу и наблюдали космические тела, планеты и звёзды. Они предсказывали судьбу людям, землям и целым народам. И всё время ждали, когда воссияет новая звезда, чтобы выйти в дорогу и первыми поклониться Второму Пришествию Младенца. Поклониться и попросить его не вершить на земле Страшного Суда, поскольку они, первопоклонники, готовы принять на себя все грехи человечества. Известно же, все зрячие всегда имеют три преимущества перед слепыми — первыми увидеть звезду, первыми поклониться Господу и первыми пойти на Голгофу.
Слушая его, Дениз вновь ощутил то состояние, что испытал в детстве, когда бежал по анфиладе, погружаясь из одного пространства в другое, более пугающее неизвестностью. В протестующей душе медленно вызрело отторжение, он не хотел открывать следующие двери, потому что боялся увидеть там тускло-золотой блеск маятника, от которого жизнь делалась пустой и короткой.
— Всё! Молчи, Густав! — неожиданно для себя крикнул он и вскочил. — Уходи! И больше ко мне не смей приближаться!
— Я не виноват, сэр, — со своей отвратительной холодностью сказал доктор. — Вы сами пришли ко мне. Разве не так?
Джейсон сбежал со склона горы вниз, заскочил на броню и приказал водителю ехать в штаб. Беготня и неразбериха в зоне позволили ему незаметно исчезнуть, и лишь спустя несколько часов сержант Макнил доложил, что всё это время его спрашивал и искал призрачный человек Барлетт-Бейлесс, и, не найдя, велел передать приказ — письменно объяснить, где и по какой причине находился он в период ликвидации последствий катастрофы. Кажется, новый шеф намеревался держать Дениза под жёстким контролем…
Вместо объяснений он сел писать письмо родителям в Сан-Франциско, извёл кучу бумаги, но никак не мог выразить то, что хотел. И лишь когда после обычного приветствия сразу же написал вопрос — целы ли напольные часы с маятником в тупиковой комнате анфилады, — понял, что ради этого и сел сочинять письмо. В таком виде его и отправил, даже не подумав, как мать отнесётся к этому. Однако письмо не помогло ему вернуться в нормальное, привычное состояние духа. Джейсон побродил по пустому ночному штабу и ощутил приступ голода. Дежурный повар по телефонному звонку принёс ему ужин в походных мисках-термосах, и Дениз с жадностью съел всё, даже десерт в виде кремовых палочек на ананасном соке, который обычно использовал для самодельного коктейля из джина, водки и тоника. Сейчас он не стал ничего смешивать, хотелось чистого, натурального продукта: горького, сладкого, кислого, — по отдельности. Джейсон выпил сначала полстакана водки, потом столько же терпкого, со смолистым вкусом, джина, запил водой и всё равно не успокоился.
