Книга Земля Сияющей Власти - Сергей Алексеев

Катастрофа с двумя боевыми вертолётами, происшедшая на глазах Дениза, не то чтобы шокировала его, а повергла в тихое, задумчивое смятение. Целый ряд необъяснимых событий, наслаиваясь друг на друга, образовали в сознании некий пирог, и внезапная, по силе ощущений равная падению метеорита, гибель вертолётов на горе Сатве стала последней каплей. В душе что-то лопнуло, разорвалось, и окружающий мир стал видеться как в детстве — огромным, таинственно-пугающим и бесконечным. Так уже было, когда в трёхлетнем возрасте его привезли к бабушке, в тот самый дом в пригороде Сан-Франциско, где сейчас жили родители. Джейсон не запомнил его внешнего вида, но зато в памяти навсегда осталось, каким он был внутри: весь первый этаж состоял из анфилады комнат. Однажды он отправился в самостоятельный поход по его недрам и заблудился. Он с трудом открывал высокие двери, проходил одну комнату и снова оказывался у дверей. И так было бесконечно! Одинаковые литые бронзовые ручки, тёмно-вишнёвые тяжёлые створки из постаревшего красного дерева и снова пространство, заполненное живой, шевелящейся мебелью на гнутых ножках с львиными лапами, портретами мужчин и женщин на тёмных стенах, которые встречают его и провожают своими двигающимися глазами. Сначала это было интересно и забавно, и бесконечность дома увлекала и радовала его, как радовала бабушкина большая земля вокруг дома, по которой можно было бежать, сколько хочешь, и не достичь края. Однако Джейсон открывал и открывал двери, а они не кончались, и нарастая с каждой новой комнатой, начал подступать страх. Он уже бежал, едва сдерживая слёзы отчаяния, и в детском сознании ещё теплилась спасительная мысль — сейчас, открою ещё одни двери, и увижу маму или бабушку. И всё кончится благополучно!.. Но и эта надежда мгновенно истаяла, когда он, наконец, открыл последнюю дверь и оказался в тупиковой комнате, где стояли высокие напольные часы с огромным медленным маятником. Джейсон забился в угол, зажал рот, чтобы не разреветься, а глаза непроизвольно приросли к движению тёмно-блистающего круга.

Тогда он, наблюдая за качанием маятника, ощутил вдруг себя человеком, ибо увидел, как течёт время.

И с той поры он не любил часов, особенно имеющих маятник, возможно потому они у него часто ломались или просто останавливались по неизвестной причине и в самый неподходящий момент. В детской памяти отпечаталась связь Времени и Смерти.

Сейчас перед глазами стояли два огненных дымных шара, возникших на склоне горы как один круг движущегося маятника.

Всего мгновение назад боевые машины шли курсом на обсерваторию, чтобы нанести ракетный удар по подозрительному объекту, торчащему на горе. И вдруг обе словно застопорились в воздухе — с пилотами что-то произошло! — и как по команде, кувыркаясь через хвост, рухнули на лесистый склон. Прилетевшие спасатели, эксперты и начальство из Объединённого штаба вместе с морскими пехотинцами целый день собирали обломки, опрашивали очевидцев и главное искали «чёрные ящики». К вечеру картина была более-менее восстановлена, найдены и собраны клочки и ошметья, оставшиеся от пилотов, обезврежены все неразорвавшиеся ракеты, которые разлетелись далеко по округе, и эти «ящики» с магнитофонными плёнками, где записывалось всё, что происходит на борту. Их ещё предстояло расшифровать в специальной лаборатории, однако Дениз уже знал, отчего произошла катастрофа, и почему пилоты бросили управление.

Теперь он уже не сомневался в существовании ангелов, являющихся к людям, взошедшим на эту гору с искренней молитвой. Напрасно было считывать информацию с магнитофонной плёнки, на которой зафиксировались параметры работы двигателей, приборов, бортовых систем и переговоры пилотов. Если они и молились, то наверняка в душе, в мыслях, не произнося вслух ни единого слова. Самая умная электроника не в состоянии была записать чувства, тем более, самые сокровенные. После драматичного случая с капралом Флейшером Дениз ещё трижды поднимался на вершину Сатвы. В связи с неожиданным преображением батальона морских пехотинцев в специальные силы у Джейсона сменился хозяин и он оказался в подчинении у чужих, заключённых в ореол таинственности начальников, таких же умных, скользких и призрачных, как беседовавший с ним сотрудник Службы национальной безопасности. Буквально на следующий день после встречи с Барлеттом-Бейлессом к Денизу явился один из них и приказал немедленно выслать на вершину всех сапёров, имеющихся в батальоне, для снятия минного поля. Новоиспечённый подполковник, пересилив внутренний протест, поднялся на гору вместе с сапёрами и находился там около семи часов — ничего ни с кем не случилось! А уж сапёры-то, кажется, обязаны были молиться, трогая руками собственную смерть.

На другой день он снова забрался на гору, теперь с диверсионно-разведывательным взводом, который должен был заниматься только охранной службой на вершине горы и в жилом городке, где разместилась специальная команда научных сотрудников, приехавших в Боснию, чтобы развенчать легенды и мифы вокруг злополучной горы. Разведчики оборудовали на вершине ещё одно охранное кольцо, негласное, скрытое даже от глаз собственных однополчан. Отныне всякий доступ выше первого уступа, обтянутого проволочными спиралями и обустроенного огневыми точками, прекращался. Самому Денизу было разрешено лишь проверять службу своих подчинённых, и то только ночью, когда на вершине никого нет, причём без права выхода на открытое место: все секретные посты располагались ниже по склону на сто метров и только в лесу. И всё-таки, уже после всех запретов, он в третий раз побывал на самой вершине Сатвы, когда вместе с Барлеттом-Бейлессом сопровождал команду учёных.

Каждый раз непроизвольно Джейсон осматривался по сторонам, разглядывал изрытую окопами и капонирами землю, мысленно отмечая, что ищет место, где стояло жилище Иисуса Христа. Батальонный медик Густав Кальт будто уголь заронил; всякий раз Дениз всё больше и больше начинал верить, что это именно так — здесь жил Господь! Но стоило спуститься вниз, как это тонкое, едва уловимое ощущение бесследно исчезало и все мысли, бывшие на вершине, казались смешными, несерьёзными для морского пехотинца армии США.

И только после катастрофы с вертолётами вместе с толчком звенящей ударной волны его обдало каким-то ветром. Будь он религиозным человеком, этот ветер можно было бы назвать дуновением Святого Духа.

Его смятенное состояние никто в батальоне не заметил, впрочем, в суете, творившейся тогда в зоне, никому не было дела до душевных переживаний командира морских пехотинцев. Все, кто обеспечивал ликвидацию последствий катастрофы, были немного сумасшедшими, нервными и религиозными. Лишь всевидящий врач Густав Кальт, улучив момент, когда вокруг никого не было, спросил своим холодно-спокойным голосом:

— Вам плохо, сэр? У вас определённо нездоровый вид.

Дениз сначала отмахнулся от него, даже разозлился.