Йонас не посмотрел на меня с осуждением, но переносицу почесал многозначительно.
— Так значит. Мгу… Ну, что ж. Значит, Бронислава пока побудет в лечебнице. — Я виновато опустила голову, но тут же вскинулась, услышав весёлый смех. — Прости. Я просто искренне позавидовал тому снайперу, который одним выстрелом в два яблочка попал… Побудь ещё тут какое-то время. Пришлю к тебе сестру, пусть скажет, что ей нужно. Донесёшь к вечеру. И на этом от меня пока всё… Если вспомнишь что-то об одиноком стрелке, сразу дай знать.
Он поднялся, собираясь уходить, и я тоже вскочила.
— А финансовая сторона вопроса? — спрашивать об этом было страшно (Божечки! Где я столько денег возьму, чтобы Брошку в роддоме до родов содержать?!), но тут уж никакая специальная машинка не поможет. — Вы по оплате ничего не сказали.
— Об этом не волнуйся, — отмахнулся Йонас. — Не ваша с сестрой забота.
Ну, не волноваться, так не волноваться. Наше дело предложить, как говорится, ваше — отказаться. Да и чего переживать? Понятно же, что это либо благотворительность тайного мецената, поклонника условно матерных маек и нецензурных камней, либо Элар побеспокоился. Второе более правдоподобно, но я не настолько принципиальна, чтобы из-за этого бросаться на амбразуру.
В зал ожидания Бро пришла в халате с чужого плеча и огромных тапках без задников, поцеловала меня в лоб, заставив нагнуться, и тут же ворчливо пожаловалась:
— Ты не поверишь, Сливка. Этот, с позволения врач, меня в гормональном дебилизме обвинил. Сказал, что у меня шарики за ролики на почве беременности заехали и теперь я сама за себя отвечать не могу. Что все решения за меня отныне ты принимать будешь. Чуть не убила зас… в общем, того, кто на «зас» начинается на «ранец» заканчивается.
Мы обе с сомнением посмотрели на не подававшую признаков жизни цензуру. Я хмыкнула. Брошка довольно осклабилась. Настроение у неё в секунду подогрелось градусов на двадцать.
— Но в одном эскулап прав. Лучше мне под присмотром врачей быть, пока они не разберутся, что со мной происходит…
Я истово затрясла головой, соглашаясь.
— Одежду нормальную я тебе сегодня же принесу.
Сказала и осеклась. Легко пообещать. А что на деле? Что если Элар не захочет бесплатным таксистом работать? Я ведь сама не то что дороги на Славную не знаю, я даже не представляю себе, как много времени у меня займёт эта пешая прогулка туда, обратно и снова туда…
— И книжку какую-нибудь, — согласилась Бро, не заметив моего смятения. — А еду не нужно, тут здорово кормят. Я уже успела оценить завтрак и обед. А что вчерашний праздник? Хорошо повеселились? Рассказывай.
Да уж… Повеселились так, что худшему врагу не пожелаешь.
Скривившись, я в общих чертах и без большой охоты рассказала о том, что было в амфитеатре. До того момента, как я под сцену спустилась. Повествование своё закончила вялым:
— Ну, а потом Элар, слава Богу, вызвался меня проводить. Не знаю, что бы я делала без него…
Брошка сверлила меня взглядом с интенсивностью аккумуляторного шуруповёрта, но я стойко держалась, старательно изображая тревожную невинность.
— Что-то ты темнишь, мелочь, — наконец вынесла вердикт сестра. — Носом чую, во что-то вляпалась.
— Не сочиняй.
— Я не сочиняю.
— Сочиняешь.
— Не сочиняю.
— Сочиняешь.
— У тебя паранойя и беременный дебилизм.
— А по ушам?
Увернуться от тяжёлой руки удалось в последний момент. Я отпрыгнула в сторону, сестра бросилась следом, будто и в самом деле хотела мне подзатыльник отвесить. Я прыснула, не в силах удержать внутри рвущийся наружу смех, Брошка закусила губу, погрозила мне пальцем, а потом тоже расхохоталась. Легко, весело, спокойно. Как дома.
— Иди уже, партизанка, — погладила мою щёку на прощание. — И не нужно сегодня возвращаться. Придумала тоже, туда-сюда бегать. Не помру я до завтра в чужих танковых чехлах вместо собственных трусов. — Я хохотнула и поправила юбку. — И без халата переживу. А ты к утру, Сливка, будь добра придумать правдоподобное объяснение тому, что ты в чужой одежде и с влажными волосами. А то ж я подумаю, что ты на празднике загуляла так, что…
— Помню, помню… — отмахнулась я, пятясь к дверям и цитируя:
— «Мама Тани громко плачет, не уверена, что мячик»… Не мой случай, Бро. Правда.
Ну, почти.
Брошка смотрела серьёзно, но по-доброму, и я чуть не вывалила всё, как на духу, но в последний момент всё же передумала. Взбрыкнула.
— Твой, скорее. Ты бы попробовала вспомнить что-нибудь про своё клубное приключение, что тебе такой ценный подарок сделало. — Руками я пририсовала себе большой невидимый живот. — Вдруг ему и в самом деле важно знать, кто он.
— Упрямая, как ослица, — ответила Бро. — Вся в меня.
Я вышла из лечебницы, улыбаясь. На солнечных ступеньках, сразу за порогом, меня ждал Элар.
Всё верно. Злюк угрожал серьёзным разговором — злюк от своего не отступит.
Я вышла из лечебницы в отличном настроении и прекрасном расположении духа, но улыбка погасла как только я увидела сидящего на ступеньках Элара. Всё верно. Злюк угрожал серьёзным разговором — злюк от своего не отступит.
— Наверняка тебе уже говорили, что ты ужасно приставучий, — проворчала я, усаживаясь на ступеньку рядом с ним.
— Целеустремлённый, — исправил он, настороженно наблюдая за моими движениями. — Ты как?
— Пока не знаю.
Я посмотрела на пальцы своих ног, видневшиеся сквозь кожаные ленты босоножек.
— Дай мне ещё минуточку, — попросила я. — Настроюсь на неприятный разговор.
Постараюсь настроиться, чтобы не сорваться и не выглядеть опять истеричкой. Йонас в чём-то прав. Точно не в том, что у Бро какой-то там гормональный сдвиг по фазе. Скорее в той части своего предположения, которая касалась моей привычки во всём полагаться на старшую сестру. Я ведь давно уже не ребёнок, пора взрослеть, самостоятельно принимать взрослые решения и вести себя соответственно, а не лезть в бутылку по каждому поводу.
— На неприятный? — дезориентируя меня мягкой усмешкой, переспросил он. — Ни о каких неприятностях ничего не знаю. В планах у меня только самое-самое…
— Ты поэтому хотел, чтобы я сначала с Йонасом переговорила? Думаешь, теперь, когда ты оплатил больничные счета, я стану более сговорчивой?
Элар смотрел на меня с нечитаемым выражением лица, и на меня вдруг накатила странная неловкость.
— Это ведь ты заплатил за лечение Бро? Я не ошиблась?
Он не отвечал. Внимательно рассматривал меня, будто видел впервые, а когда я уже устала ждать, вдруг заговорил:
— А ты станешь? Упадёшь в мои объятия в обмен на звонкую монету? Раздвинешь свои очаровательные ножки позволишь мне всё-всё-всё?
