Прошли румяные южные девахи, окинули взглядом Герду, хихикнули с быстрым шепотком.
Подошли девушка и парень – оба в формах курсантов морского училища, с красными повязками дружинников на рукавах. Герда насторожилась, быстро затушила папиросу, сунула в сумку, но курсантка приветливо улыбнулась, присела, чтобы лучше рассмотреть феньки, посмотрела на курсанта:
– Олежка, купишь мне браслетик? А я тебя поцелую!
Курсант зарделся, кивнул, порылся в карманах, выгреб мелочь, смущенно протянул Герде:
– Столько хватит?
– Но проблем, – покладисто кивнула Герда.
– Ты молодец, – улыбнулась Герде курсантка. – А я училась-училась в кружке «Умелые руки», да без толку! Видно, я к ручному труду неспособная!
Курсант благоговейно слушал подругу и влюбленно улыбался. А она честно чмокнула своего приятеля в щеку. Очевидно, он рассчитывал на большее, так что уныло вздохнул и поплелся за ней следом.
– Влюбленный курсант… – снова раскурив папиросу, сказала сама себе Герда. – Клёво!..
А Малой со Скелетом занимались «аском», или, попросту говоря, интеллигентно попрошайничали. Добродушные, как всегда на югах, подвыпившие сограждане охотно расставались с деньгами, польстившись на артистичное кривляние Малого. А улыбчивый усатый шашлычник вручил Малому шампур с шашлыком. Тот на ходу, со Скелетом по очереди, с наслаждением откусывал сочные куски мяса.
По лестнице, ведущей с берега на набережную, поднимались Саша и Солнце. Теперь счастья на двоих у них стало столько, что необходимо было выплеснуть его на город, на людей, которым даже не мечталось быть такими счастливыми. Они шли, едва касаясь друг друга кончиками пальцев. Казалось, если прижаться хотя бы ладонью, то произойдет такой силы разряд, что взрыв счастья сметет все вокруг на биллионы мегаметров томящейся по любви земли.
Все казалось значительным и значимым: василек, прорвавшийся через массив ступеньки из камня-ракушняка, взлетевшая от дыхания приморского ветерка, как чудо-бабочка, чья-то капроновая лента, даже глупая песенка о любви, доносившаяся из городского сада, – все становилось нотами общей партитуры искристого восторга.
Вдруг Солнце заметил Корейца. Тот сидел на трибуне, выстроенной для зрителей состязаний по водным видам спорта, с совершенно потерянным видом и непрерывно протирал полой рубашки очки. За его спиной с вышки прыгали в море сосредоточенные спортсмены.
Саша и Солнце подошли к Корейцу, молча сели рядом. Саша безмятежно болтала ногой, рассматривая спортсменов. Она думала о том, что всем должно стать заметно: она – это не та Саша, которая была, а вместо нее теперь другая Саша – взрослая и счастливая. А Солнце сразу почувствовал, что с Корейцем что-то не так, и это погасило его звуки ликующих фанфар. Он посмотрел на судорожные движения рук Корейца и отобрал у него очки.
– Мне в Москву надо, – глухо сказал Кореец, не размениваясь на формальности приветствия, – Галина к телефону не подходит.
– Мало ли – не подходит, – неубедительно утешил Солнце.
Кореец глянул на Сашу. Солнце понял, поцеловал ее:
– Посидишь одна?
Саша весело кивнула. Солнце и Кореец отошли, остановились в тени щита, на котором расклеена пресса.
– Я маме дозвонился… Галину вызывали в КГБ. Сказали: либо она назовет тех, через кого получала вызов, либо ее посадят в психушку.
– А она? – спросил Солнце, хотя знал ответ.
Повисла тяжелая пауза. Кореец отвернулся, пряча слезы.
– Я могу тебе помочь? – спросил Солнце.
– Да хрен тут уже чем поможешь! – выругался Кореец. И этот ответ Солнце тоже знал заранее.
Солнце грустно оглянулся в сторону городского сада, откуда слышалась режущая по нервам оптимистичная советская эстрада.
– Билетов нет, – сокрушался Кореец, – даже на проходящий. Я на автовокзал пойду. До Алушты доеду. Оттуда на перекладных доберусь…
Солнце обнял Корейца, ободряюще похлопал по спине.
– Вот черт! – смаргивая слезы, попытался улыбнуться Кореец. – Иногда так хочется быть богом!.. Или хотя бы секретарем райкома партии…
Они ударили в ладони, прощаясь.
Солнце проводил глазами сутулую фигуру Корейца. Вдруг взгляд его упал на прилепленный к стенду свежий номер местной газеты.
На первой полосе газеты была статья о том, что город посетил адмирал Карелин, что подтверждала мутная фотография мужчины в адмиральской форме на борту миноносца. Солнце сорвал со стенда и смял газету, бросил ее в урну и пошел обратно к Саше.
Она ждала его с доверчивой улыбкой.
– Я не хочу возвращаться, – сказал Солнце, помолчав.
Саша обняла его, прижалась крепко. И пошли обратно, к морю, к общему одиночеству, к безлюдью.
Изгнанные из городского сада дембеля топали по набережной во всей своей дембельской красе: оформленная согласно армейским понятиям об эстетике форма, долгожданно расхлябанный вид честно отслуживших «дедов».
Их вожак – косая сажень в плечах, чубчик кучерявый – заметил Герду и Хуана: тот принес Герде добытую на «аске» бутылку сладкой воды «Буратино». Длинноволосый, одетый в цветастые штаны и пончо Хуан стоял к дембелям спиной, что позволило вожаку возрадоваться и возопить:
– О! Девчонки!
И, круто развернувшись, направился по курсу. Свита с готовностью последовала за ним.
Но тут удивленный Хуан обернулся. Осознание, что он – не девчонка, привело дембелей в состояние глумливого восторга. Они заржали, сгибаясь пополам, а вожак, чуть дыша от смеха, протянул лапы:
– Ну, чё, девчата, давай знакомиться! Ефрейтор Пацюк!
– Слушай, иди, куда шел! – посоветовала Герда.
– Оп-па! Не понял! – с претензией уставился на нее дембель.
– Что ты не понял? Русский язык ты не понял? Нам уже пора! – чувствуя, что спокойной торговле пришел конец, Герда стала сворачивать и складывать в сумку косынку с феньками.
– Ну, так и я говорю: пора! – Дембель отставать не собирался. – Кино-вино-домино, танцы-шманцы-обжиманцы! – и он схватил Герду за руку.
– Да отвали ты! – вырвала руку Герда.
И тут дембель гневно взревел:
– Ты что, блядь, солдатом Советской армии брезгуешь?!
– Ну, чё вы, братишки! Нормальная погода… – старательно выговаривая слова, примирительно улыбнулся Хуан.
Дембель давил Хуана мутным взглядом:
– Я тебе, сука, не братишка! Ты – позор на теле советской родины!
И его свинцовый кулак сбил Хуана на землю. Герда взвизгнула, а Хуан, вытирая выступившую на губах кровь, укоризненно спросил:
– Ну, вот и скажи, зачем ты меня ударил? Разве тебе стало легче?
– Мне, блин?! – завыл дембель. – Мне, падла волосатая, щас так легче станет, что тебя три «скорые» с асфальта не соберут!
