— Я как-то написала рассказ о самоубийце. Женщина собирается перейти улицу и видит, что к ней приближается грузовик. И размышляет так: «Если бы он меня сбил, мне не пришлось бы думать, что купить на ужин». Грузовик проезжает мимо. Женщина переходит дорогу, идет в супермаркет и вынимает список покупок. Рассказ назывался «Грузовик». Мори напечатал его в «Мэгэзин». В ту пору он еще отвечал на мои письма.
Дженни
Бети Бернстайн имела обыкновение выступать за семейным завтраком — именно тогда она изливала свое недовольство. А недовольна она была отцом, его Широко Открытым Глазом, страной и всем миром.
— А мы спрашиваем себя, как сами поступали с этой афроамериканкой, чтобы она на такое решилась?
— Да, — ответил Джо. — Спрашиваем.
— И как мы отвечаем?
— Я вот думаю… — Дженни была в сомнении: подходящий сейчас момент или вовсе неподходящий, чтобы сказать:
— Мы ведь делаем и что-то хорошее…
— Ну да, к примеру развязываем войны, которые никому не нужны, — подсказала Бети.
— Простые, приятные вещи. Я шла мимо строительной площадки в соседнем квартале, так там в деревянном заборе проделаны квадратные окошечки, чтобы прохожие могли видеть, как продвигается работа.
Бети посмотрела на нее с нарочитым изумлением:
— «Счастливые дни» в земле, Винни[6].
— А еще, когда нам в ресторане укладывают в пакетик то, что мы не смогли доесть, — не уступала Дженни. — Это так разумно, доброжелательно — по-моему, это чисто американское изобретение.
— О господи, мама! Да мы просто страна-террорист, и наш бизнес — убийство людей.
— Да, и это тоже! — охотно согласилась Дженни.
— Ну и как она ладит с другими в офисе? — спросила она Джо, когда Бети, хлопнув дверью, вылетела из комнаты.
— Ни с Бенедиктом, ни с Элом у нее не «сладилось», если ты этого от нее ждала. И не сладится.
— Ты о чем? Ничего я такого не жду, что за глупости. Бенедикт живет с этой славной девушкой из Вены. А Эл Лессер для нее слишком молод.
Дженни пошла к двери — проводить мужа и дочь.
— Я записана к доктору Суитту на утро. Это в двух кварталах от твоего офиса. Может быть, пообедаем где-нибудь втроем? — предложила она.
— Хорошая мысль, — сказал Джо.
— Спасибо, — сказала Бети. — Спасибо, но нет.
Дженни спускалась на лифте с миссис Понтефиоре. Девять этажей до вестибюля они продержались на погоде, но путь до угла грозил отяготить беседу. В дверях Дженни Бернстайн и миссис Понтефиоре расстались, каждая соврала, что ей в другую сторону. Тем не менее Дженни ускорила шаг, чтобы не отстать от новой соседки. Имени этой молодой женщины с черными короткими свободно рассыпанными волосами она еще не знала. Тему погоды они быстро исчерпали, согласившись, что лето в городе по душе обеим, и тут спутница Дженни рассмеялась.
— Чему это вы?
Женщина снова засмеялась, но покачала головой. Однако Дженни не дала ей отмолчаться.
— Ничего особенного. Просто малыш в коляске улыбается матери, а она улыбается в ответ. Вот и все.
— Вчера я разозлилась на таксиста, — сказала Дженни, — уж очень медленно ехал. А он улыбался, глядя на такси, которое затормозило перед нами и стояло с открытой дверцей. И мой таксист заметил: «Мальчонка оставил мишку на заднем сиденье». Я рассказала об этом дочери. Все-таки Нью-Йорк — удивительное место.
— Ах как вы правы! — согласилась молодая соседка.
— Мой муж уверен, что нас всех взорвут террористы.
— Вполне возможно. — Соседка открыла сумку, нашла четвертак и, не замедляя шага, опустила его в парковочный автомат; женщина-контролер скомкала квитанцию, которую начала было выписывать. Дженни Бернстайн нашла новую тему.
— Хлопотно это, иметь автомобиль в Манхэттене?
— Я о таком и не мечтала.
— А чью машину вы только что спасли от штрафа?
— Ох… — Женщина быстро осмотрелась и ответила: — Я, право, не знаю. — Прощаясь, она взмахнула рукой и стала спускаться в подземку.
Дженни призналась доктору Суитту, что не принимает антидепрессанты.
— Я ведь не чувствую никакой депрессии. — И рассказала доктору о ребенке и матери, улыбавшихся друг другу, о таксисте и плюшевом мишке и о соседке, которая избавила от штрафа совершенно незнакомого человека.
Доктор сидел напротив — он испытывал неловкость, как человек, который не понял, в чем смысл шутки.
— Потребуется время, чтобы подобрать правильное сочетание лекарств в правильных дозировках, — сказал он.
Джо не захотел никуда идти. Дженни пришла как раз в тот момент, когда доставили книги, и он решил остаться и разобрать их.
— Мы с Бети пойдем пообедать. Тут есть приличное место поблизости?
— Мама, я еще утром тебе сказала — нет. НЕТ!
— Раз так, я поведу Дженни в свой любимый ресторан, — сказала Люси. — Он в двух кварталах отсюда.
Люси и Дженни
Они прошли мимо занятной пожилой пары у окна.
— Они сели за мой столик! — пожаловалась Люси неулыбчивой владелице «Кафе Прованс». — Но нам и здесь будет хорошо, если вы принесете нам вашего чудесного хлеба.
Они сели и отведали чудесного хлеба. Увлажнившимся взглядом вдовы Люси наблюдала чету у окна[7].
— Похоже, им не наскучило разговаривать друг с другом, — сказала она.
— Как и нам с тобой, — сказала Дженни. — Представь, спускаюсь я с соседкой в лифте — уютная кабинка, вроде бы располагает к задушевному разговору, а мы с миссис Понтефиоре говорим только о погоде. Друг о друге мы ничего не знаем и знать не желаем. Почему? А с тобой разговариваем полвека с гаком — и никак не наговоримся.
Так о чем же говорили две старые подруги? Их беседа шла по двум траекториям. Одна — по кругу, постоянно возвращая их к уже знакомым темам, вторая — петляя, шаг за шагом вела их от поездки в Венецию после окончания университета с Джо и Берти, за которых они должны — или не должны — были выйти замуж, к этому вот обеду в «Кафе Прованс» на Пятьдесят седьмой улице.
Люси сообщила Дженни, что послала в «Магазин» еще в октябре рассказ «Румпельштильцхен в неотложном», а Мори и не принял, и не отверг его.
— А на дворе июль! Ну сколько нужно времени, чтобы прочитать миниатюрку на трех страницах?
