– Да ладно тебе, я просто хотел добавить его к важным моментам из жизни Дези Фливал.
– Жить надоело? – Я ежедневно угрожала Уэсу расправой.
Да, мои фливалы стали так предсказуемы и неизбежны, что я даже пошутила на их счет в своем сочинении, которое вместе с другими документами подала в Стэнфорд. Ну, знаете, у каждого есть недостатки, и в этом тоже нужно находить позитивные моменты. Я надеялась, что смесь моего унижения и смирения вызовет сочувствие и проложит мне дорогу в Стэнфорд. Либо это, либо высокий аттестационный балл.
В большинстве случаев я относилась к своим фливалам легко и с юмором. У меня было столько важных дел, что на парней, наверное, просто не хватило бы времени.
К тому же меня пугала сама мысль, что другой человек будет с ничтожно маленького расстояния рассматривать поры на моем лице.
На следующей неделе мы играли в футбол с Академией Истриджа.
Я люблю футбол: в нем как бы сочетаются бег на стометровку и стратегия, как в шахматах. В удачные дни я, казалось, могла заглянуть в будущее: каждый пас – часть общего замысла, приводящего к голу.
И сегодня был один из таких дней.
Прошло уже немало добавленного времени, а счет оставался 1:1. Сейчас или никогда, Дез. Мы на доли секунды встретились взглядами с девочкой из нашей команды, Лией Хил, и она передала мне мяч. Я подпрыгнула над блестящими косами защитниц Истриджа, словно сделанных под копирку, и послала мяч в угол сетки ворот. Раздался свисток, и мы побежали праздновать нашу победу, а игроки Истриджа – в слезах обвинять друг друга в ошибке.
Шлепнув по ладоням поднятых рук, я попрощалась с игроками своей команды и направилась к автостоянке.
– Хорошенько отдохни, Ли! – крикнул тренер Сингх, когда я подходила к машине отца. Я вяло махнула рукой в его сторону: меня по-прежнему одолевала эта дурацкая простуда, и теперь, когда возбуждение от игры стало проходить, я чувствовала себя совсем обессиленной.
Меня ждал неуклюжий голубой «шедевр» американской автомобильной промышленности. И хотя мой отец – механик и способен довести до ума любую машину, ездит он на нисколько не привлекательном «бьюике лесабре» 1980 года размером с целый дом. Эксцентричность отца росла с каждым годом.
И да, папа забирал меня из школы. В прошлом году я разбила подаренный им на день рождения отремонтированный темно-зеленый «сааб» с откидным верхом, на котором поездила минут двадцать: в десяти футах от нашего дома врезалась в фонарный столб. Перед машиной на дорогу выскочил кролик, и, вместо того чтобы затормозить, я круто свернула, чтобы его объехать.
После этого случая отец понял, что до собственного автомобиля я еще не доросла, но иногда разрешал ездить на своем несокрушимом корабле на короткие дистанции. А я никогда не просила чем-нибудь заменить «сааб», потому что главным правилом в моей жизни было не беспокоить отца.
Я подошла к машине и открыла дверь. Он сидел на водительском кресле и читал газету.
– Ну наконец! – Папа широко улыбнулся, сложил газету и бросил ее на приборную панель. От улыбки его широкое круглое лицо засветилось, а в уголках глаз на загорелой коже появились морщинки. Он по-прежнему носил копну густых черных волос (пожалуй, главная его гордость) и каждое утро тщательно расчесывал и взбивал ее только для того, чтобы потом натянуть на себя заляпанную маслом рубашку и шорты с накладными карманами.
– Привет, аппа! – Я бросила рюкзак и спортивную форму на заднее сиденье и со вздохом облегчения опустилась на кресло рядом с водительским. Все тело болело. Тотчас же я почувствовала шершавую ладонь отца у себя на лбу и услышала неодобрительное цоканье.
– О, девочка моя, да у тебя температура! – Это «девочка моя» меня просто убивало.
Я закрыла глаза.
– Да все нормально, мне сейчас нужны только джак и горячий душ. – Джак – корейская овсянка, и отец готовит вкуснейший джак с грибами и солеными морскими водорослями.
– Кого ты хочешь одурачить? Тебе нельзя завтра в школу. А сегодня вечером – никакого домашнего задания, только отдых и веселье, – отрезал отец и тронулся с места.
– Нет, никакого веселья! – возразила я, улыбнувшись, но не слишком поддерживая его шутливый тон. – Мне нужно завезти часть пожертвованных старшим классом консервов в ближайшую церковь и дописать работу по английской литературе.
– Эй! Если аппа говорит развлекаться – значит, развлекаться, и точка!
Отец всегда говорил о себе в третьем лице, называя себя «аппа», что по-корейски значит «отец». Меня бы это тяготило, если бы не звучало так… подкупающе ласково. Ошибки моего отца в английском были очень забавны, и я иногда думала, что он специально коверкает речь, чтобы меня рассмешить. Между собой мы говорили на двух языках, точнее, на смеси моего плохого корейского и его плохого английского.
Дома я быстро приняла душ и, не скупясь на лосьон, протерла им загорелое лицо (Калифорнийский загар, как у меня! – с гордостью часто повторял отец), потом сбежала по лестнице в чулан и начала считать сложенные в кучу консервные банки, как вдруг в соседней комнате услышала знакомые крики по-корейски.
– Аппа! Ради всего святого, убавь звук! – закричала я. Громкость чуть снизилась, я вытащила коробку консервов в гостиную, где отец, сидя в своем кресле, смотрел любимые корейские дорамы. Поверх зеленой обивки была видна лишь его макушка.
Он остановил воспроизведение в самый важный момент: горячий жеребец нес на себе домой робкую, но очень пьяную девушку.
– Разве ты не смотрел эту серию? – поинтересовалась я. Подожди, это же о том, как…
Отец выпрямился в кресле и заревел, не давая мне возможности пересказать сюжет:
– Это другой сериал! Они не все одинаковые!
Я захихикала. Иногда так и хочется посмеяться над любовью отца к дорамам, которые он смотрит каждый вечер, независимо от погоды и времени года. (Другой телевизионной любовью всей его жизни было комедийное шоу «Я люблю Люси». Да, меня назвали в честь Дези Арназ[4]. Не спрашивайте, почему.) В общем, ничто не может помешать отцу смотреть его любимые сериалы.
Одно время я называла их «корейскими мыльными операми», по аналогии с американскими, и мое лицо едва не плавилось от отцовского гнева.
– Как можно сравнивать то, что я смотрю, с этой дрянью?! – возмущался он. Хотя здесь я не могла не согласиться. Во-первых, дорамы шли в формате мини-серий и состояли из заранее известного количества эпизодов, а не тянулись десятилетиями, на протяжении которых не происходило ничего интересного (одни и те же супружеские пары противостояли своим близнецам-злодеям, и все в таком духе). Кроме того, в отличие от мыльных опер, корейские сериалы, которые смотрел отец, очень различались по жанрам: среди них были и романтические комедии, и фэнтези, и триллеры, и классические мелодрамы. Папе они все нравились. А я иногда смотрела за компанию, но без особого рвения.
