Пролог
В семь лет мне казалось, что я могу двигать карандаш усилием мысли.
Я слышала о человеке, который научился видеть сквозь непрозрачные предметы и использовал это, чтобы жульничать в карточных играх. Полностью сконцентрировавшись, он мог делать штуки, которые не под силу обычным людям: парить в воздухе, ходить по углям и передвигать предметы. Всему этому он научился сам и начал с того, что часами смотрел на объект, который хотел сдвинуть с места.
И вот однажды под вечер я убралась у себя на письменном столе и положила на середину розовый механический карандаш, украшенный фигурками кроликов.
Солнце начало садиться. Я закрыла окна шторами, затем захлопнула дверь в коридор, отчего комната погрузилась во мрак, села за стол и стала смотреть на карандаш, мысленно приказывая ему сдвинуться.
Смотрела я долго. Казалось, прошло несколько часов. Когда в дверь постучал папа, я, не отводя глаз от карандаша, закричала: «Прошу не беспокоить!». Папа поворчал за дверью, но в конце концов ушел.
Перед ужином он снова постучал и напомнил, что мне надо поесть.
– Сделай перерыв, дорогая!
Во рту пересохло, есть действительно очень хотелось, но я, не сводя глаз с фигурок кроликов, попросила папу оставить еду возле моей двери. Вместо этого он заглянул в спальню.
– Дези!
– Аппа[1], я занята очень важным делом, – прервала я его.
Нормальный отец, наверно, потребовал бы объяснений от семилетней дочери и проявил бы хоть какой-нибудь интерес к тому, зачем она закрылась в спальне и часами смотрит на канцелярский предмет.
Но это был мой папа. И так случилось, что его дочерью оказалась я. Поэтому он просто пожал плечами и пошел собирать мне на поднос ужин: рыбу, рис и суп из дайкона с говядиной. Затем вошел и осторожно поставил поднос на стол, стараясь не задеть карандаш.
Я почувствовала запах еды и едва не потеряла сознание, но не позволила себе оторвать взгляд от своего объекта.
– О, аппа…
Не говоря ни слова, папа взял ложкой рис, ею же зачерпнул суп и поднес к моему рту. Я быстро проглотила порцию. Затем он взял кусок рыбы палочками для еды и снова дал мне. Я съела и рыбу. Тогда он поднес к моим губам стакан воды, и я с благодарностью ее выпила.
Наконец, когда с ужином было покончено, папа потрепал меня по плечу и, взяв поднос, направился к двери. Уже закрывая ее за собой, он сказал:
– Не засиживайся допоздна.
Подкрепившись, я почувствовала, что мой мозг силен как никогда, и продолжила смотреть на карандаш.
И что же случилось? Клянусь своей жизнью до этого самого дня, что случилось именно то, чего я хотела: карандаш сдвинулся! Движение было едва уловимым – наверное, никто, кроме меня, его не заметил бы, – но в ту секунду, когда розовый карандаш слегка сместился ко мне и замер, я закричала. Потом выскочила из-за стола и, не в силах поверить своим глазам, потянула себя за волосы, затем начала бегать кругами и пританцовывать, после чего плюхнулась лицом в подушку и уснула. Трюк с перемещением я пыталась проделать и с другими предметами: с ластиком, от которого пахло клубникой, с украшением в форме балерины, которое втыкается в торт, с кедровым орехом. Но ничего не выходило. Несмотря на это, я еще несколько лет считала, что могу двигать предметы силой мысли. Втайне я знала, что существую в своем маленьком мире, где случается волшебство. Причем случается оно не с обычными людьми, а только с избранными.
Со временем эта детская вера в возможности моего могучего мозга начала угасать. Я не потеряла ее разом, столкнувшись с суровой реальностью жизни, где нет места чудесам, как это обычно бывает. Я просто переросла ее.
Но не утратила веры в то, что определенных целей можно достичь только упорством и терпением. Если у вас есть оба этих качества, то нет ничего такого, с чем бы вы не справились.
Для семилетнего ребенка, недавно потерявшего мать, эта вера оказалась безумно мощным стимулом в жизни. Я смутно помню те времена, но в них всегда фигурирует отец. Точнее, его тень – силуэт человека, который укладывал меня спать, готовил ужин и, когда думал, что я его не вижу, часами сидел в кресле в темноте. Тот, кто в три часа ночи поливал мамину герань и ставил мамин будильник на шесть утра, хотя ему можно было спать до семи. Тот, кто каждое утро подолгу смотрел на пустую миску, ожидая, что в ней появится фирменное мамино блюдо – кукурузные хлопья с молоком. Мама всегда наполняла эту миску в одно и то же время.
Затем я случайно подслушала на кухне, как моя тетя говорит дяде:
– Время залечит все раны.
И тогда я решила ускорить процесс.
Я разломала мамин будильник и, едва сдерживая слезы, показала его папе в разобранном виде. Потребовалось несколько недель, чтобы купить новый, но этот будильник папа ставил уже на семь часов. Каждое утро я следила за тем, чтобы хлопья были готовы до того, как папа сядет за стол: это не позволяло ему смотреть на пустую миску. А пока он ел, я поливала герань.
Тогда отец снова стал прежним. Он положил мамино обручальное кольцо на фарфоровое блюдечко, любовно стер пыль со всех ее фотографий в доме, и мы наконец сдвинулись с мертвой точки. Круги под его глазами стали менее заметными, а герань разрослась и полезла на дверь гаража.
Время, бремя… Дези Ли вылечит все раны.
Чтобы действовать, обязательно нужен план. Так я убедила отца позволить мне разводить на заднем дворе гусей, так же спасла от закрытия недофинансированную библиотеку нашей средней школы, поборола страх высоты – обвязала лодыжки эластичным тросом и прыгнула в свой шестнадцатый день рождения с моста (и лишь чуть-чуть обмочилась); так я год за годом становилась первой в своем классе. Я верила и до сих пор верю, что можно построить свою мечту по кирпичикам и достичь чего угодно благодаря упорству.
Даже влюбиться.
Глава 1
Если представить жизнь как серию ностальгических фотографий, в ней окажется пропущено много скучного. Между размытыми снимками с задуванием свечей на торте по случаю дня рождения и первыми поцелуями будут картинки с сидением на диване перед включенным телевизором, приготовлением уроков и попытками создать идеальную волну с помощью плойки.
