Книга Человек из Вавилона - Гурам Батиашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот скачки начались, и Ушу направился туда, где собрались все участники. Обернувшись, он увидел, что незнакомка улыбнулась ему.
Это приободрило его, придало силы. И все же участвовать в скачках не хотелось, не до состязаний ему было! Какое-то время он постоял у знамени, а потом повернул назад, туда, где, как он предполагал, находилась незнакомка. Он не спешил, почему-то был уверен, она ищет его, ждет. Какая-то подсознательная гордость переполняла его от этой мысли. Он прибавил было шагу, но тут его остановила дочь вельможи Аманелисдзе. Она стала что-то рассказывать ему, при этом так нежно поводила рукой по локонам своего пятилетнего сына Луарсаба, что в другое время Ушу непременно понял бы ее потаенные мысли, но сегодня он был не в состоянии догадываться о сокровенных желаниях молодой женщины. Он безучастно отвечал на ее вопросы, а потом, взяв коня под уздцы, оставил ее в полном недоумении.
Тинати не смогла скрыть своего восторга, увидев Ушу. Она едва не бросилась ему на шею, но все внимание Ушу было обращено на Бачеву. Тинати опешила — на лице подруги сияла улыбка. Она поняла, между Ушу и Бачевой возникла какая-то связь, и эта мысль встревожила и неприятно поразила ее. А Ушу, схватив Бачеву за запястье, повернулся к Тинати:
— Хороша, да?!
— Что ты сказал? — Тинати с трудом проглотила слюну.
— Красавица! Как ее зовут? — Ушу обернулся к Бачеве. — Кто ты? Как твое имя?
Бачева вырвала руку и бросилась бежать.
— Никуда от меня не убежишь, — крикнул ей вслед Ушу, — ты будешь моей женой!
Тинати на мгновение лишилась дара речи, но в следующий же миг пришла в себя.
— Ты что такое говоришь? — негодующе воскликнула она.
Бачева остановилась и обернулась. Во взгляде, который она бросила на Ушу, читались грусть, отчаяние и упрек одновременно. Сердце Ушу тревожно сжалось, он сделал шаг по направлению к ней.
Но Бачева убежала, а Тинати обеими руками вцепилась в локоть Ушу.
— Что ты делаешь, ты знаешь, кто она?
— Кто бы ни была, будет так, как я сказал! — ответил он, пытаясь высвободиться — ему хотелось бежать за Бачевой.
— Она иудейка, дочь Занкана Зорабабели!
Бачева подбежала к своему коню. Ушу уставился на Тинати.
Земля дрожала под копытами коней.
Зрители с гиканьем подгоняли коней.
Праздничное застолье первого вечера Песаха — агаду — любой тбилисский еврей проводит в кругу семьи. Проводит, естественно, так, как позволяют ему средства. А кто на что горазд и как он празднует Песах, догадаться нетрудно: если в доме горело несколько свечей, значит, люди, отмечающие здесь агаду, не считали себя проигравшими в сражении с жизнью. Разумеется, были и такие семьи, где агада праздновалась при свете плошки — и таких семей было большинство. Например, в продуваемом всеми ветрами домишке Абрамико тускло мерцала одна-единственная плошка. Хозяин дома — хромоногий Абрамико негромко, нараспев, время от времени пыхтя и вздыхая, читал историю исхода евреев из Египта. Абрамико вздыхал потому, что не верил в то, что читал: если это правда, думал он, почему Бог ни разу не взглянул на меня благосклонно, не протянул руку помощи? Это за его неверие воздавалось ему.
Из иных домов, довольно ярко освещенных, раздавалось даже веселое пение. К примеру, у Бено Какителы за пасхальным козленком собралась вся семья, и пировали так, что слышно было в конце улицы.
А вот сколько свечей горело в доме Занкана Зорабабели, этого, пожалуй, никто не мог бы сказать. Из дома не доносилось ни звука — огромный двор был обнесен такой высокой оградой, что увидеть или услышать что-либо не представлялось возможным.
Прежде обе вечерние агады каждый тбилисский еврей проводил в своей семье, пока однажды блаженной памяти отец Занкана Мордехай не сказал:
— Иным евреям Господь даровал возможность достойно встречать агаду, но очень многие, да поможет им Господь, лишены этой возможности. А праздник в честь освобождения евреев из египетского плена должен быть истинным торжеством для каждого из нас, все должны чувствовать себя так, словно это они сбросили с себя рабское ярмо, потому агаду надо устраивать сообща, чтобы за столом сидели вместе и богач, и бедняк, и старый, и малый.
С того дня в каждый второй день Песаха во дворе дома Мордехая Зорабабели накрывался огромный стол, к которому приглашалось все тбилисское еврейство: «Каждый сын Израилев должен пожаловать к нам и разделить с нами радость освобождения. Вы являетесь не ко мне, вы приходите праздновать Песах».
Верность памяти отца Занкан видел и в продолжении этой традиции. Поэтому во второй день Песах у него во дворе собиралось огромное количество народу. Хахам[8] Аврам объявлял в синагоге:
— Уважаемые люди, Занкан бен Мордехай имеет честь сообщить вам, что во дворе его дома состоится общественное празднество в честь Песаха. Каждый желающий может прийти праздновать Песах и каждый желающий может вкусить там яств, дай Бог вам долгих лет, а ему умноженных прибытков.
Но и не сделай хахам этого объявления, на званый обед к Занкану все равно являлись почти все евреи без исключения, если, конечно, были способны передвигаться. Во второй день Песаха они спешили к нему со всеми своими чадами и домочадцами. В этот день они вспоминали, что евреи — Богом избранный народ и их освобождение из египетского плена произошло именно благодаря Его милости. Это придавало им сил и уверенности. Они ни за что не пропустили бы эту агаду еще и потому, что она давала возможность проникнуть во владения Занкана, хотя бы в его подворье, под только-только зазеленевшие дубы. Этот день всегда оставался памятным для них.
Занкан Зорабабели являлся одним из потомков тех евреев, что прибыли в Грузию из Вавилона Сперским морем. Об этом свидетельствовала не только его фамилия, но и память людская. Он был потомок тех, кто сидел на берегу рек вавилонских и оплакивал утраченную и разоренную Иудею. Но шло время, и разоривший Иудею Вавилон был предан огню и мечу персами. Евреи получили право вернуться на родину. Одна ветвь Зорабабели вернулась в Иерусалим. Еврейские источники упоминают их как Зорабабелей. Именно Зорабабели стояли во главе возвратившихся на родину собратьев, они же и возглавили восстановление Иерусалимского храма. Пророк Захария так говорил о предке Занкана: «Кто ты, великая гора перед Зорабабелем? ты равнина…» Другая ветвь Зорабабелей оказалась среди тех, кто не вернулся в Иерусалим и во имя еврейства, иудаизма остался на чужой земле. Здесь создавался Вавилонский Талмуд, и сущность родины нашла выражение в этой Книге. В Книге говорилось, каким должен быть человек, который освободит родину, в Книге видели залог спасения веры, народа и таким образом родины, так как считалось, земля, воздух могут быть родными лишь благодаря человеку, а потому все внимание уделялось заботе о духе человеческом. Согнанных с родной земли еще Навуходоносором евреев жажда жизни рассеяла по всему миру. В будущем их должна была воссоединить Книга. Книга должна была объединить народ.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Человек из Вавилона - Гурам Батиашвили», после закрытия браузера.
