Макартур, которому тогда исполнилось шестьдесят пять лет, начал разговор, заметив, что в 1906 г. он был принят отцом Хирохито. Тогда, в 1906 г., закончилась русско-японская война. Разговор продолжался 40 минут, переводчик Хирохито делал заметки в блокноте. В его обязанности входила не только точная передача всех нюансов разговора, но и следование в переводе заранее подготовленным во дворце формулировкам. В дальнейшем один экземпляр копии заметок переводчика направили в японский МИД, второй экземпляр — в личный архив императора. Хотя Макартур и Хирохито условились сохранить в строжайшей тайне все детали их разговора, Макартур впоследствии опубликовал мемуары, где прямо цитирует Хирохито: «Я принимаю на себя всю полноту ответственности за все происшедшее, за все инциденты, имеющие отношение к обстоятельствам ведшейся Японией войны. Более того, я принимаю на себя прямую и единоличную ответственность за все действия, предпринятые во имя Японии каждым японским военным командиром, солдатом или политиком. В отношении моей собственной судьбы заявляю: какое бы суждение в отношении меня Вы ни вынесли, я заранее с ним согласен». Далее Макартур торжественно заключает: подобное решение императора делает его безусловно «первым джентльменом в Японии». В декабре 1975 г. в одном из японских журналов появились заметки японского переводчика той встречи, в них нет процитированного Макартуром заявления Хирохито, нет даже и намека на высказывание Хирохито о «единоличной ответственности». Конечно, японское общество с радостью восприняло бы какое бы то ни было упоминание переводчика о признании императором своей ответственности за военные бедствия. Но чего нет, того нет. Вряд ли заявление такой исторической значимости не зафиксировали на бумаге. В данном вопросе остается полагаться лишь на память Макартура и не упускать из виду следующее: все, сказанное ему Хирохито, остается, строго говоря, тайной и по сей день. Более того, памятуя о конфузе, приключившемся с Макартуром, посчитавшим Хирохито бывшим учеником американской общеобразовательной школы, абсолютно доверять генералу в подобном случае весьма рискованно. Кроме того, как мы увидим далее, Макартур отнюдь не единственный, кто, по прошествии многих после 27 сентября 1945 г. лет, вкладывал в уста Хирохито не имеющие документального подтверждения заявления.
За 10 минут до окончания встречи Макартур и император покинули комнату приемов, на публике их лица выражали полное удовлетворение от встречи. Генерала представили свите императора, затем он проводил Хирохито до машины. По пути во дворец император выглядел расслабленным и говорил больше обычного. Теперь, когда Хирохито был уверен, что ему удастся избежать ареста, а перспектива предстать перед судом трибунала в качестве военного преступника казалась и вовсе эфемерной, он стал лучше спать.
Но как же в действительности складывались события в резиденции Макартура, отчего так разительно переменилось настроение Хирохито и собеседники так мило улыбались, закончив встречу, состоявшуюся вскоре по окончании беспрецедентной по жестокости войны, после ужасов Хиросимы и Нагасаки?
Незаметно для Хирохито в переговорной комнате резиденции американского посла находились два человека. Макартур распорядился скрыть свою супругу Джин и доктора Эгеберга за красной бархатной портьерой, однако позже оба в один голос утверждали: они лишь «невольно услышали некоторые отрывочные фразы происходящего разговора».
Попытаемся и мы, но по-своему, «поприсутствовать» там. Для такого рода присутствия недостаточно простого прочтения опубликованных до настоящего времени версий произошедшего в резиденции посла разговора, ставшего поворотным пунктом в мировой истории: как будто наблюдаешь за собеседниками одним глазом, не дающим, как известно, объемного видения. Мы попытаемся увидеть собеседников в реальном измерении, ведь теперь мы располагаем более полной информацией. Это весьма неожиданная и интересная история.
В тот день главной заботой генерала (и это вполне естественно) являлось утверждение собственного имени в сознании американской общественности в качестве полноправного проконсула в Японии, что в перспективе сослужило бы службу генералу при выдвижении единого кандидата от Республиканской партии на президентских выборах 1948 г. С начала 1930-х гг. Макартур страстно мечтал стать президентом, и эта тайная цель объясняет многое в его поступках.
Либеральные политики в Вашингтоне, в особенности демократы — проводники «нового курса», намеревались «склонить» властную вертикаль послевоенной Японии поближе к ценностям и представлениям традиционной западной демократии. Макартур же, будучи оголтелым консерватором, без либеральничанья, был обязан, исходя из своего официального статуса, создавать впечатление четкого исполнения указаний Вашингтона, по крайней мере формально. Он и его ближайшие советники, включая Герберта Гувера, считали, что успешное проведение американской политики в оккупированной Японии зависит от влияния Макартура на Хирохито. Методы и средства для осуществления данного влияния нужно держать в глубоком секрете, так как на этом пути неизбежны разного рода уловки и компромиссы. Макартур должен запугать императора перспективой привлечения к ответственности, публичным обвинительным процессом, казнью через повешение (или расстрел), а запугав, предложить защиту в обмен на тайное сотрудничество со стороны императора. Используя политику кнута и пряника, он склонит Хирохито к разглашению закрытых для американцев сведений: о расстановке сил внутри японской финансовой элиты; механизмах принятия политических решений; «ключевых» фигурах, их взаимоотношениях и слабых сторонах. Информация подобного характера требовалась для оказания давления на японскую элиту в дальнейшем, заключения выгодных для Макартура и его людей коммерческих сделок, установления контактов японцев с политическими и финансовыми кругами США консервативного толка, но никак не с американскими либералами.
В первые же недели после капитуляции Японии американцы предприняли активные попытки «дистанцировать» императора от прямой ответственности, в особенности за Перл-Харбор, и направить острие дамоклова меча военного трибунала союзников на генерала Тодзё Хидэки. Секретные переговоры между американскими консерваторами и японскими спецпосланниками велись в Швейцарии задолго до конца войны. Спасти Хирохито, представив его в глазах общественности «пленником Тодзё и военных», несущих «полную ответственность за развязывание войны»!
В полном соответствии с выработанной стратегией, за два дня до встречи с Макартуром, Хирохито дает письменные ответы корреспонденту «Нью-Йорк таймс», где утверждает: Тодзё лично виновен в задержке передачи в Вашингтон текста объявления Японией войны США, доставленного после удара по Перл-Харбору. Император солгал, в действительности решение о такого рода «задержке» приняли коллегиально еще в сентябре, то есть задолго до удара.
Ни разу на протяжении последующих сорока четырех лет, отмеренных ему судьбой, Хирохито публично не признал личной ответственности за войну, как за ее развязывание (этим он призвал бы на свою голову гнев американцев), так и за ее проигрыш (гнев японцев). Маркиз Кидо, глубоко потрясенный отказом Хирохито признать ответственность, в частной беседе посоветовал императору отречься от престола, но не позорить память предков. Хирохито же, сожалея о трагедии, обрушившейся на его государство, не чувствовал себя в ответе за ошибки собственных военных, неоднократно уверявших его в неизбежной победе, а на деле обманувших и подведших императора. Хотя император лично принимал решение о затягивании войны еще на два года, это решение преступно навязали ему военные…
