Глава 1
1580 год, Киото
Юный император Гензи, двенадцати вёсен от роду, облаченный в шелковые просторные одежды, поджав под себя колени, расположился на татами и со всем тщанием каллиграфически[2]выводил кисточкой иероглиф, означавший «Пожелание богатства». Он нанес последний мазок, аккуратно вернул кисточку в небольшую глиняную тушечницу[3], подождал, пока тушь высохнет, после чего, взяв лист рисовой бумаги в руки, внимательно, если не сказать придирчиво, вгляделся в получившийся иероглиф.
Гендзи вздохнул: увы, он не добился желаемого результата и расстроился. В такие минуты он вспоминал отца, который часто говаривал: «Сын мой, тебе предстоит продолжить династию Огимати, поэтому умей добиваться поставленной цели…»
Император положил руки на колени и глубоко вдохнул, чтобы обрести душевное равновесие, ибо он не мог выказывать слабости даже в те минуты, когда находится один. Ему это удалось, он взял новый лист бумаги, обмакнул кисточку в тушечницу и начал наносить изображение иероглифа «Достижение цели».
Гендзи обладал острым слухом, отчётливо уловив, что по коридору кто-то идёт и, скорее всего, в направлении его покоев. Самураи из личной охраны императора приняли боевую готовность, привычным движением обхватив рукоять вакидзаси[4].
Но предосторожность телохранителей была напрасной: к покоям императора приближался Фусю, его доверенный советник – старый и хитрый лис, служивший ещё покойному императору Огимати Митихито и прекрасно знавший, кто и чем дышит во дворце.
Фусю осторожно приблизился к фусуме[5], искусно расписанной цветами сакуры, отделявшей покои Гендзи от бесконечного дворцового коридора. Охрана без излишних вопросов распахнула перегородку, вельможа опустился на колени прямо в коридоре, выказывая тем самым покорность и терпение, так как прекрасно знал, что император после часа Дракона[6]предпочитает совершенствоваться в каллиграфическом письме.
Гендзи не хотелось выслушивать наставления Фусю, но, увы, это приходилось принимать, как неизбежность, ибо отец перед смертью завещал внимать советам вельможи. Император закончил своё занятие, окинул взором последний иероглиф «Искренности» и посмотрел на смиренно ожидавшего Фусю.
– Гендзи-тенно, даймё Ода Нобунага нижайше просит вашей аудиенции.
Император хоть и не достиг того момента, когда мальчик официально становится мужчиной, и пребывал ещё в нежном возрасте, но вот наивным его назвать было никак нельзя. Юный Гендзи унаследовал от своего отца незаурядный ум, а от матери – терпение. Император не понаслышке прекрасно знал, что такое – Киотский двор, и если аудиенцию просит даймё, то ему явно что-то нужно… Вопрос: что именно?
– Ода Нобунага… У него – обширные владения вокруг озера Бива. Не так ли?
Фусю закивал в ответ.
– Что прикажите передать, Гендзи-тенно?
– Прежде, чем я соглашусь принять этого даймё, я хотел бы знать суть его просьбы.
– О, да! Конечно! – Фусю подобострастно улыбнулся.
Гендзи передёрнуло от этой неестественной улыбки, он поймал себя на мысли, что Главный советник похож на старую обезьяну. Это сравнение невольно привело императора в прекрасное расположение духа: он открыл для себя новое занятие, причём о котором никто никогда не узнает – мысленно насмехаться над своими придворными…
– Говорите, советник, я вас слушаю, – сказал император и жестом пригласил Фусю войти в комнату. Тот поднялся с колен и, семеня маленькими шашками, подошёл ближе к Солнцеподобной особе, расположившись напротив.
– Дело в том, что земли Нобунаги представляют собой слишком уж лакомый кусок для соседей-даймё. Через владения проходят многие торговые пути, которые в свою очередь позволяют Нобунаге устанавливать слишком высокую пошлину. Многие даймё и богатые торговцы выказывают недовольство по этому поводу. Нобунага же считает, что имеет право устанавливать на своих землях любой размер дорожной пошлины…
