Н.В. УСТРЯЛОВ
Крушение интернационала («Великая Россия». 1919. 11 мая)
Николай Васильевич Устрялов (1890–1938) – правовед, в 1917 г. – председатель Калужского губернского комитета партии кадетов, редактор газеты «Калужская жизнь», затем один из редакторов московского еженедельника «Накануне». В 1919 г. в Омске возглавлял отдел пропаганды при «верховном правителе российского государства» А.В. Колчаке. Газета «Великая Россия» – «Орган русской государственной и национальной мысли» – была основана В.В. Шульгиным в 1919 г. Выходила в Екатеринодаре, затем в Ростове-на-Дону. Перепечатка статьи Устрялова, извлеченной, вероятно, из омской газеты «Русское дело», вызвана некоторым сходством взглядов: оба журналиста не принимали претензий Германии на создание в Берлине мирового «центра» и утверждали ценность «национальной идеи».
§ 1
Мировая война с небывало напряженною остротою поставила в порядок для истории проблему «интернационализма». В своих жизненных истоках порожденная богатейшим центром национального «эроса», по своим идеальным заданиям и тенденциям она как бы переливалась через край всех национальных идеологий и притязаний, раздвигала национализм до «патриотизма граждан мира», влекла человечество к загадочным граням какого-то «нового периода всемирной истории». В результате ликвидация войны и подведение ее итогов превращается в некоторое своеобразное судбище между «новым» принципом интер-или сверхнационализма и «старым» началом национализма или «здорового национального эгоизма».
В самом деле, припомним три больших «программы мира», созданные закончившейся ныне войной.
Прежде всего, первоначальная германская программа. Ее путь – суровый путь воинствующего империализма, величавый план новой «всемирной монархии» с германским империализмом во главе. Мир объединяется единым центром, становится германским, ненавистный «английский принцип равновесия» заменяется системой мировой иерархии с верховным органом в Берлине. Старые перегородки между государствами, таким образом, неизбежно стираются, образуется своего рода черный интернационал под крыльями одноглазого орла. Таковою являла себя причудливая, но поучительная диалектика ультранационализма двадцатого века.
Во-вторых, стройная и четкая программа русских большевиков, прямолинейно доводящая до конца ряд идей, носившихся в воздухе новейшей эпохи, ставящая точки над i. Отечество – устаревший буржуазный предрассудок, единственное настоящее отечество – вселенная, «у пролетариев нет родины». Продольные границы, разделяющие народы, заменяются поперечными границами классового разделения. Международный пролетариат на почве всеобщей военной усталости производит всемирную социальную революцию. Всемирная социальная революция устанавливает всемирный социализм. Наступает царство красного интернационала.
И, наконец, третья программа мира – знаменитая «лига народов»2 президента Вильсона. По идее своей, это нечто среднее пропорциональное между первыми двумя программами. Нации сохраняются, но уничтожается их государственная непроницаемость. Устанавливается некий сверхнациональный трибунал, создается кодекс сверхнациональных законов, обязательный для всех народов; земной шар превращается в соединенные штаты свободно самоопределяющихся государств. «Малые государства» перестают быть добычей или предметом вожделений государств великих, международное право превращается в торжество международной справедливости. Войны, разумеется, безвозвратно отходят в мрачное прошлое – в качестве «варварского пережитка». В результате рождается своеобразный «интернационал».
§ 2
Таковы три тенденции, три идеологии, органически выросшие из недр великой войны народов. Каждая из них рассчитана на мировой масштаб, все они по широте размаха соответствуют размаху породившего их явления. Нет сомнений, они бесконечно различаются друг от друга, разные устремления воодушевляют их и разные традиции питают. Но в одном они существенно родственны: каждая несет с собой идею интернационала.
Было время, когда казалось, что побеждает первая программа и торжествует черный интернационал, идея Weltstааta3. Немецкие армии, подкрепленные восточными корпусами, снова наступали на Париж. «Срединная Европа» владела Балканами, держала в руках разгромленную Россию. Уже, казалось, осуществлялся заветный лозунг «Нордкап – Багдад» – символ мирового господства. Уже дипломатия императорского Берлина готовила конкретные проекты «германского мира».
Был другой момент, – пусть промелькнувший – когда осязательно предстал перед миром призрак красного интернационала. На развалинах монархической Германии, как огненные языки, вдруг завились красные флаги. Либкнехт, освобожденный из тюрьмы, приветствовал на Unter den Linden «первое посольство мозолистых рук», на Востоке Европы крепла русская советская власть, и даже на безоблачном гербе Запада начали появляться подозрительные облачка. Большевизм угрожал превратиться в мировое явление. Человечество казалось бессильным обуздать разбушевавшихся духов войны.
И, наконец, настали дни, когда широкие возможности открылись перед третьей программой мира. Разгромлены, повержены во прах враги Согласия и, казалось бы, ничто не препятствует больше торжеству «справедливого», «демократического» мира. Президент Вильсон является в Европу, и конференция победителей обсуждает реальные очертания грядущей «лиги народов». Вот-вот осуществится в жизни «интернационал» демократии.
Итак, в разные периоды своего развития мировая война приближала человечество к различным формам нового международного порядка, всякий раз противополагая эти новые формы старому, по-видимому, отживающему строю национально-государственной жизни. В грозе и буре словно рождался новый мир, словно наступала существенно новая эра всемирной истории.
Так казалось… Но время шло, время идет и все яснее становится, что крепок еще старый мир, что велика сила вековых исторических и культурных традиций. Кончилась война, – и что осталось от всех «программ мира», от «идеологий», так тесно, так неразрывно с нею связанных?
§ 3
Идеология черного интернационала развеяна по ветру с военной славой императорской Германии. История решительно и жестоко отвергла притязания гордого бога Вотана, и не спасла его ни духовная сплоченность его народа, ни римская доблесть его воинства. Мечта всемирной монархии погребена на тех самых полях Франции, на которых она еще недавно расцветала и цвела. Германская программа мира в огненном испытании жизни оказалась лишь медью звенящею и кинжалом бряцающим.
