Карл XII стал не только абсолютным властителем умиротворенной Швеции и Финляндии, но также хозяином Ливонии, Карелии и Ингрии. Он владел Висмаром, Выборгом, островами Рюгеном и Эзелем и самой лучшей частью Померании с герцогствами Бременским и Верденским. Все эти завоевания его предков долгой традицией уже прочно закрепились за шведской короной и были утверждены как торжественными договорами в Мюнстере и Оливе, так и страхом перед шведским оружием. Рисвикский мир[4], подготовлявшийся отцом Карла, был заключен уже при его правлении, и таким образом он уже в самом начале своего царствования стал арбитром Европы.
По шведским законам совершеннолетие короля наступало в пятнадцать лет, однако самовластный во всем Карл XI отсрочил его до восемнадцати, поощряя тем самым амбициозные виды своей матери, вдовствующей королевы Гедвиги Элеоноры. Он назначил ее опекуншей юного короля и регентшей государства в соправлении с советом пяти.
Гедвига Элеонора участвовала в государственных делах еще при жизни своего сына. Хотя она и достигла уже преклонного возраста, однако ее амбиции, не соответствовавшие слабеющим силам, поддерживали в ней надежду еще долго наслаждаться властью, и она по мере своих возможностей отдаляла внука от дел. Юный монарх проводил время на охоте или военных смотрах, а иногда и сам участвовал в учениях войска. Все сии развлечения представлялись лишь естественным следствием живости, свойственной его возрасту, и не вызывали никаких опасений у регентши, каковая льстила себя надеждой на долгое правление.
Как-то раз в ноябре месяце того же года, когда умер Карл XI, юный король делал смотр нескольким полкам; рядом с ним находился государственный советник Пипер, который, видя глубокую задумчивость своего государя, обратился к нему с такими словами: «Могу ли я взять на себя смелость спросить Ваше Величество, что столь глубоко тревожит вас?» — «Я подумал о том, что уже чувствую себя достойным командовать этими храбрецами и хотел бы освободить и их, и себя самого от повелений женщины». Пипер понял, что ему представляется возможность сделать блестящую карьеру. Но он не обладал достаточным влиянием, дабы самому осмелиться на столь опасное предприятие, как свержение регентства, и поэтому предложил совершить сие графу Акселю Спарре, человеку горячему и стремившемуся возвыситься. Спарре согласился со всем, стал действовать в интересах Пипера и вскоре привлек на свою сторону членов регентского совета.
В полном составе явились они к ничего не подозревавшей королеве с предложением о сложении ее полномочий. Были собраны представители сословий, и члены совета изложили им суть дела, против коего не выступил ни один голос. Все было решено с беспрепятственной быстротой. Таким образом, стоило только Карлу XII изъявить желание царствовать, как за три дня сословия передали в его руки все правление. Власть королевы пала в мгновение ока. Сама она вела с тех пор замкнутую жизнь, приличествующую ее возрасту, хотя и не столь соответственную нраву сей государыни. Карл короновался 24 декабря следующего года: он въехал в Стокгольм на рыжем коне с серебряными подковами. На голове у него была корона, в руке скипетр. Народ приветствовал его криками и возгласами, ведь люди всегда падки до новшеств и неизменно возлагают величайшие надежды на молодых государей.
Архиепископу Упсальскому принадлежит привилегия коронования, почти единственная оставшаяся из тех многих прав, что были некогда присвоены себе его предшественниками. После миропомазания государя, архиепископ взял корону, дабы возложить на голову Карла, но тот выхватил ее и короновался собственными своими руками. Толпа приветствовала его. Те самые люди, что страдали недавно от деспотизма отца, восхищались теперь гордым достоинством сына, каковое предвещало лишь будущее их порабощение.
Получив власть, Карл передал ведение дел советнику Пиперу, который, не имея на то формального титула, стал вскоре первым его министром. Уже через несколько дней после коронации он был возведен в графское достоинство, весьма в Швеции почитаемое, не в пример той обыденности, каковая связана с ним у нас во Франции.
В первое время своего правления Карл зарекомендовал себя отнюдь не с лучшей стороны, выказывая более нетерпеливости, нежели монаршего достоинства. Правда, у него не было никаких пагубных страстей, но во всем своем поведении выказывал он горячность и упрямство, свойственные юному возрасту. Он казался беспечным и высокомерным, посланники других держав почитали его даже за посредственность и описывали таковым в своих депешах. Да и в самой Швеции держались того же мнения, ибо никто еще не постиг истинного характера сего монарха. Не знал он его и сам, до тех пор, пока бури, надвинувшиеся вдруг на север Европы, не доставили его талантам случай проявить себя.
Три могущественных государя решили воспользоваться крайней молодостью шведского короля и почти одновременно замыслили его погибель. Первым из них был его кузен, датский король Фридрих IV; вторым — курфюрст Саксонский, он же король Польши; и третьим, самым опасным — Петр Великий, царь Московии. Теперь надобно разъяснить читателю происхождение воспоследовавших войн, имевших столь обширные следствия, и начать лучше всего с Дании.
Из двух сестер Карла XII старшая была замужем за герцогом Голштинским, молодым принцем, отличавшимся отвагою и мягкостию нрава. Сей герцог, угнетаемый датским королем, явился с супругою своей в Стокгольм и умолял о помощи, уповая не столько на родственную связь, сколько на непримиримую ненависть шведов к Дании.
Еще в 1449 г. древняя голштинская династия была избрана на датский трон. Хотя в то время во всех северных королевствах претенденты на престол подлежали избранию, датская корона вскоре стала наследственной. У Христиана III был брат Адольф, к коему король сей питал беспримерную среди всех других государей привязанность и поэтому не хотел оставить его без престола. Но в то же время не желал разделять он на части и собственное свое государство. По невиданному до тех пор соглашению было учреждено совместное управление герцогствами Голыитейн-Готторпским и Шлезвигским при условии, что датский король не может ничего менять в Голштинии без согласия герцога, равно как и герцог без королевского одобрения. Сей странный союз являлся на протяжении восьмидесяти лет источником раздоров, поелику короли всегда стремились подчинить, себе герцогов, которые, в свою очередь, хотели добиться независимости. Герцог Христиан Альбрехт лишился своих суверенных прав, однако по Альтонскому договору 1689 г. при посредничестве Швеции, Англии и Голландии возвратил себе оные. Но поелику весьма часто договоры между государями являются лишь уступками необходимости и соблюдают их до тех пор, пока сильнейший не в состоянии притеснять слабого, распря сия возобновилась пуще прежнего между новым датским королем и молодым герцогом. Пока сей последний находился в Стокгольме, датчане уже совершали враждебные действия в Голштинии и тайно сговаривались с польским королем о нападении на Швецию.
Курфюрст Саксонский Фридрих Август за два года до сего был избран на польский престол, несмотря на интриги аббата де Полиньяка и высокие достоинства соперника своего принца Конти[5]. Государь сей пользовался известностию не столько благодаря своей неимоверной телесной силе, сколько прославился отвагою и галантным нравом. Двор его после французского был самым блестящим во всей Европе. Никто из монархов не отличался такой щедростью и любезным обхождением, как он. Фридрих Август купил половину голосов польского дворянства, а другую половину принудил силою избрать себя, двинув к границе саксонскую армию. После сего надобен был предлог, чтобы оставить оную на польской земле, поелику предназначал он ее для нападения на шведского короля в Ливонии.
