К вину он вроде бы не тянулся, знал меру в чревоугодии; зато читал зело умные иноземные книги, блюл посты и убрал свой кабинет бесчисленным Божиим милосердием. Но, что тоже показательно, в апартаментах графа Петра Толстого, «в уголке, подальше от любопытных глаз, висела итальянская картина с изображением обнажённой пышнотелой девицы»[23].
Словом, было в нём в избытке всё то, что впоследствии родственник, автор «Войны и мира», назовёт неистребимой «толстовской дикостью».
При царе-реформаторе Пётр Андреевич, начинавший службу с нуля, беспоместным дворянином, сделал завидную государственную карьеру: в частности, стал сенатором, начальником Тайной розыскных дел канцелярии и президентом Коммерц-коллегии. Имелась у П. А. Толстого и особенная, сугубо приватная заслуга перед Петром I: граф сыграл решающую роль в сложной многоходовой операции по возвращению в Россию проштрафившегося государева сына, царевича Алексея Петровича, который бежал в Европу. Потом он же, Толстой, вёл следствие по этому крайне щекотливому делу.
А вскоре после кончины императора, в 1726 году, сановника выбрали в члены Верховного тайного совета.
Немудрено, что андреевский кавалер Пётр Толстой, муж весьма прагматичный, не всегда и не повсюду державший бескорыстие за добродетель, являлся тогда одним из самых состоятельных российских помещиков: «в его вотчинах, разбросанных по 22 уездам империи, числилась 12 521 душа»[24].
Однако в 1727 году, на пороге вечности, искушённый интриган и царедворец разом лишился всего.
Пытаясь противодействовать намечаемому возведению на престол малолетнего Петра II (сына убиенного царевича Алексея), П. А. Толстой сошёлся в решительной схватке с его, претендента, потенциальным тестем, Александром Даниловичем Меншиковым, — и по всем статьям проиграл светлейшему, был повержен в прах.
Расправились с потерпевшим фиаско графом и толстовскими конфидентами (А. М. Девиером, И. И. Бутурлиным и прочими) скоро и беспощадно. Восьмидесятидвухлетнего старика судьи «почтили за изменника» и определили: П. А. Толстого «лишить звания, чинов и имущества», предать анафеме и «казнить смертию». Потом душегубство всё-таки заменили на бессрочную ссылку в дальний и мрачный Соловецкий монастырь. «Иван, старший сын, последовал за ним, — читаем в современном исследовании, — и оба вскоре умерли „под крепким караулом“, означавшим, среди прочего, что кандалы запрещено снимать, даже когда содержащихся под стражей приводят в церковь»[25].
В апреле 1729 года из Петербурга предписали: «Петра Толстого погребсти в том монастыре, а оставшие после ево, Толстова, золотые деньги, серебреные суды и прочие все пожитки отдать в Соловецкий монастырь, в казну того монастыря келарю или казначею с роспискою»[26].
Sic transit gloria mundi — так проходит мирская слава…
Миновались с той лихой поры десятилетия…
В царствование незлобивой императрицы Елизаветы Петровны, дщери Петра Великого, семейство Толстых реабилитировали и в 1760 году вернули им графский титул. Они забыли обиды, служили, иные дослуживались до генералов и тайных советников и подчас исправляли видные должности. Наследникам П. А. Толстого даже возвратили часть ранее конфискованных родовых имений — по некоторым сведениям, около двух тысяч крепостных душ. Но Толстые из поколения в поколение славились изрядной плодовитостью, и чадолюбивая фамилия ко второй половине XVIII столетия уже настолько разрослась, что, по словам биографа, «остатки состояния распылились между многочисленными потомками Петра Андреевича. Каждому из них досталось немного, и имущественное положение лишь некоторых из них поправилось женитьбою на богатых невестах»[27].
«Из нашего рода богатых нет никого», — небезосновательно утверждала М. Ф. Каменская[28].
В крезах не ходил и граф Иван Андреевич Толстой (1748–1818)[29], правнук соловецкого страдальца Петра. Но имевшееся и благоприобретённое состояние позволяло-таки Ивану Андреевичу вести сносную, порою даже рассеянную, не ущемляющую графского достоинства, жизнь.
В 1764 году он был записан в лейб-гвардейский Семёновский полк сержантом. В 1771-м «графа Толстого Ивана Андреева» произвели в прапорщики и «зачислили офицером в полк». Проходя службу, граф последовательно становился подпоручиком (1772), поручиком (1774), капитан-поручиком (1777) и наконец капитаном (1779)[30].
Примерно тогда же, в конце семидесятых годов, он женился на девице Анне Фёдоровне Майковой (1761–1834), дочери состоятельных помещиков Костромской и других губерний. (К роду Майковых, стоит заметить, принадлежал и «нестяжатель» преподобный Нил Сорский, «по реклу Майков», «завершивший собой весь великий XV век русской святости»[31].)
В январе 1783 года тридцатипятилетний граф вышел в отставку в чине бригадира (5-го класса) и поселился в имении супруги, сельце Никольском. Его выбрали уездным предводителем дворянства. Установлено, что в Кологривском уезде Костромской губернии (входившем в Унженскую область, или провинцию, центром которой был город Макарьев, расположенный на реке Унже, левом притоке Волги[32]) Ивану Андреевичу «принадлежало 659 крепостных крестьян мужского пола, да ещё в Рязанской губернии имелось 360 мужиков»[33]. Значительно позже, в сентябре 1811 года, за И. А. Толстым, кое-что пожертвовавшим отделявшимся детям, «состояло Костромской губернии в разных уездах 500 душ»[34]. Было у него также и «тамбовское имение»[35].
