– Что нам теперь делать? – спросила Фенелла. – Нельзя целый день тут торчать. Я чувствую себя ужасно. Вряд ли мне тут понравится. Ради бога, спроси у кого-нибудь что-нибудь.
Краббе спросил девушку-таможенницу. Не знает ли она, где живет мистер Толбот? Не знает. Мистер Толбот – начальник Службы просвещения[11]штата. Она такого не знает. Известна ли ей школа под названием колледж хаджи Али? Никогда про такую не слышала. Далеко ли от аэропорта до города? Это она знала: восемь мильных столбов. Можно найти такси? Отсюда нет. Есть здесь телефон? Нету.
– Очень полезные сведения, правда? – сказал Краббе. Солнце начинало полуденно жалить, пот пропитывал его рубашку.
– Надо куда-то пойти, – сказала Фенелла. – Кажется, я умираю. Никак нельзя в город попасть?
– Видно, единственный способ – попутку поймать, – сказал Краббе. – Похоже, вон главная дорога. Пошли туда.
– Ох, какая проклятая жуткая неразбериха, – простонала Фенелла. – Никогда ничего ты не можешь устроить. Снова и снова подводишь меня.
Краббе спросил девушку-таможенницу и заинтересованную троицу низших служащих, нельзя ли оставить багаж тут, в аэропорту, потом за ним прислать. Девушка не посоветовала – воров много. Может быть, предположил Краббе, можно сложить где-нибудь в запирающемся на замок кабинете. Нельзя, нет такого кабинета.
Тут вновь явились два рубщика-малайца в тюрбанах, на сей раз без топоров. Оба крутили педали ветхих велосипедов, оказавшись велорикшами, и один из них крикнул:
– Такси, туан?
– Где? – с надеждой спросила Фенелла. – Не вижу никакого такси.
– Они эти штуки такси называют, – пояснил Краббе. – Пошли, лучше, чем ничего.
Погрузили багаж на одного велорикшу, Фенелла и Виктор Краббе устроились на тростниковом сиденье другого. Сидеть пришлось близко, как любовникам; Краббе даже был вынужден ее обнять.
– Не сиди так близко, – сказала она. – Я твоего прикосновения не выношу.
– Ох, черт, – рявкнул он. – Если хочешь, пешком пойду. – Он всё и вся ненавидел. Но не шевельнулся.
Вскоре началось скучное путешествие, мускулистые крепкие ноги крутили педали по песчаной дороге к городу. Справа обычный тропический парадиз – море, пальмы, стройные девушки купались в намокших саронгах, лачуги аттап, дети машут руками. Слева рисовые заливные поля и массивные буйволы. Сверху безжалостная синева и солнце в зените.
Мимо проезжали немногочисленные машины, маленький «остин» с набившимся внутрь огромным семейством; дети махнули презрительно. Однажды встретился «кадиллак», пустой, кроме гордо курившего шофера в униформе; вместо номерного знака надпись «АБАН».
– Дурное предзнаменование, – сказал Краббе. – Для шин, я имею в виду. Интересно, как наша машина пойдет по такой дороге. Когда ее доставят.
– Если доставят. Наверно, об этом ты тоже договориться забыл.
– Ох, заткнись.
– Сам заткнись. Не смей так со мной разговаривать.
– Ох, заткнись.
Но тут перебранку они прекратили, так как перед ними остановился автомобиль. Из пыльного автомобиля выглянуло лицо, европейское, потом приветственная рука.
– Прямо как Стэнли с Ливингстоном, – заметил Краббе. – Мило с его стороны.
Лицо было бледное, глаза светлые, волосы почти белые, брови неразличимые, ресницы как будто сожженные. Лицо, впрочем, юное, острое, словно у эльфа.
– Лучше я вас подброшу, – сказал незнакомец. – Знаете, на самом деле, не надо бы вам колесить тут на этих штуках. Я хочу сказать, белые так не делают, равно как и всего остального, только не здесь; вдобавок действует Чрезвычайное положение. Коммунисты выскакивают из моря подобно Протею. Вы, наверно, новички. Без машины?
– Она идет поездом. Слушайте, я вас знаю. Где-то в Англии. Или в армии?
– Я был в авиации. Вы университетский? Я заканчивал…
– Вы изучали закон. Я – историю. Ман… ман…
– Хардман.
– Хардман, господи. Роберт Хардман. Ну, кто бы мог…
– Руперт Хардман.
– А я Краббе.
– Ну, боже милостивый, кто б мог подумать…
Рукопожатия, похлопыванье, недоверчивые восклицания. Фенелла терпеливо ждала. И наконец, сказала:
– Виктор, где твое воспитание?
– Виктор, конечно. А это миссис Краббе?
– Простите. Руперт Хардман – Фенелла. Что вы тут делаете?
– Закон. По-прежнему закон. А вас сюда назначили?
– Образование; меня должны были встретить. Толбот. Вы его знаете? Мы пытаемся в город попасть. Наверно, там кто-нибудь…
– Нет, не в городе. Знаю, он где-то тут поблизости живет. Багажа у вас много?
– Несколько ящиков. Остальное поездом идет. Вместе с машиной.
– Ну и ну, невероятно. Садитесь. Я вас к Толботу отвезу. Странный тип. Странная обстановка. Вообще у него, я имею в виду. Вам надо будет в отель перебраться. «Гранд» – не совсем правильно называется. А у Толбота странновато.
Расплатились с велорикшами, перегрузили вещи в багажник, забрались на заднее сиденье. Фенелла с любопытством разглядывала белоголового юриста, потрепанную обивку, забитую пепельницу, признаки неудач.
– Мортимер тоже тут был. Помните?
– Тот самый парень, что…
– Точно. Преуспевает. Женился на китайской вдове. С деньгами в кубышке.
– А вы? Женаты? Преуспеваете? Знаете, просто невероятно. Я хочу сказать, вот так встретиться.
Хардман пожал худыми плечами:
– Будет, наверно, и то и другое. Очень скоро. То есть если все пойдет хорошо. Знаете, не всегда хорошо идет. Только не тут.
– Знаю.
Хардман свернул налево, въехал на дорожку, ухабистую от корней и песчаных наносов. Машина проваливалась, подпрыгивала, скрипела.
– Боюсь, рессоры не очень хорошие. И мотор все время барахлит. Получу новый автомобиль. Надеюсь, по крайней мере. «Плимут», «ягуар» или еще что-нибудь. А «остин» пускай со своими закидонами остается.
– У меня «абеляр». Подержанный.
– Лучше продайте. Да побыстрей. Па восточном побережье таких немного. В Дахаге вообще нет.
– Что вы хотите сказать – продайте?
– Почти приехали, – сказал Хардман.
Проехали мимо пальмовых лачуг с массой кур и веселых голых ребятишек, приветственно кричавших:
– Табек!
Коза блеяла своему выводку возле дороги.
