Но самые безумные мечты, по всеобщему мнению, лелеяла Одноногая. Все ее интересы вертелись вокруг внебрачного секса. Но занималась она этим не только для того, чтобы заработать себе на мелкие расходы. Это соседи поняли уже давно. Она желала избавиться от клейма, которое накладывал на нее врожденный физический дефект. Ей хотелось, чтобы перед ней преклонялись и считали привлекательной. В Аннавади считали, что подобные претензии со стороны уродливой хромоножки – это уж слишком.
А чаяния Абдула были простыми: найти жену, которая не будет употреблять такие слова, как «ублюдок» и «козлина». И еще ее не должно беспокоить, чем пахнет от ее мужа. Хорошо было бы также подыскать для себя и семьи хороший дом в любом другом месте, но только не в Аннавади. Абдул, как и большинство соседей (да и, в целом, как все люди на Земле) полагал, что его желания соответствуют его возможностям.
Полицейские явились в Аннавади. Они шли через майдан к дому Абдула. Конечно, это были они. Никто из обитателей трущоб не обладал таким уверенным и властным голосом.
Родственники Абдула знали несколько человек из местного участка. Поверхностного знакомства с некоторыми представителями этого племени было достаточно, чтобы бояться их всех. Проведав, что семейству из трущоб удается что-то заработать, они начинали наведываться через день и заставляли делиться. Самым противным был констебль Павар, запугавший до полусмерти маленькую девочку по имени Дипа, торговавшую цветами возле отеля «Хайат». В целом же все они были хороши – любой с радостью отнимет у бедняка последний кусок хлеба.
В тот момент, когда двое полицейских вошли в дом, Абдул весь сжался: он ждал, что сейчас послышится плач детей, крики, ругань, полетят на пол опрокидываемые металлические кастрюли… Но офицеры были спокойны и даже дружелюбны. Они изложили факты. Одноногой удалось выжить. Она в больнице и указала оттуда на своих обидчиков. По ее признанию, Абдул, его отец и старшая сестра избили ее, а потом подожгли. Позже Абдул вспоминал: слова полицейских доходили до него через стену сарая, но он их слышал как будто в замедленной записи. Состояние это было похоже на горячечный бред. Оказывается, она обвинила и его сестру, Кекашан. Только за одно это можно было бы пожелать, чтобы Одноногая сдохла. Но потом он решил, что мечтать о ее смерти все-таки не стоит. Если бы она погибла, всю семью преследовали бы еще более сурово.
Такова судьба жителя Аннавади и любого бедняка из других трущоб Мумбаи: рано или поздно все равно окажешься в чем-то виноватым. Абдулу приходилось иногда покупать у мусорщиков краденый металлолом. А еще он вел бизнес, не имея лицензии. Да и само проживание в Аннавади было незаконным. Власти аэропорта никогда не допустили бы появления здесь легальных поселений подобного рода. Но ни Абдул, ни его родные не посягали на жизнь Одноногой соседки. Она сама подожгла себя.
Абдул слышал слабый, с одышкой голос отца. Когда его уводили, он уверенно заявил о невиновности – своей и своих близких.
– Ну, и где же твой сын? – громко спросил один из полицейских, остановившись у самых дверей склада. В данном случае он возвысил голос не для того, чтобы показать свою власть над арестованным. Он просто старался перекричать раздававшиеся из хижины вопли и плач, издаваемые матерью.
Зеруниза Хусейн при любом удобном случае изливала потоки слез. Очень часто она использовала этот прием, чтобы начать дискуссию по какому-либо волнующему ее поводу. Но теперь она искренне рыдала вместе с маленькими детьми, которые, в отличие от Абдула, любили отца простой и бесхитростной любовью и были очень привязаны к нему. Эту ночь и полицию, уводящую папу из дома, они запомнят надолго.
Время шло. Всхлипы стали затихать.
– Ничего, он вернется через полчаса, – уверяла малышей мать. Эти звенящие ноты и сладкий тон были привычны для Абдула. Таким тоном она обычно лгала. Но он обратил внимание на слова «вернется». Значит, арестовав отца, полицейские убрались из Аннавади.
Нельзя было исключать, что они вернутся, чтобы отыскать самого Абдула. Однако он знал, что их энтузиазм имеет предел, и, скорее всего, они решат, что ночью суетиться не стоит. Следовательно, у него есть еще три-четыре часа, чтобы разработать более изощренный план бегства и покинуть кучу мусора за стеной родного дома.
Он чувствовал, что вполне способен рискнуть. Ведь, в конце концов, он всегда гордился тем, что сортировка мусора феноменально натренировала ему мышцы рук. Абдул утверждал, что может рубить ладонями кирпичи, как Брюс Ли.
Как-то раз он даже поделился этой мыслью с одной девочкой.
– Сейчас принесу кирпич, – немедленно отреагировала та на это необдуманное и поспешное заявление. Пришлось срочно ретироваться: убеждение в своей способности разбивать кирпичи придавало ему уверенности в себе, но ставить эксперименты в его планы не входило.
Брат Мирчи, на два года младше Абдула, был на порядок храбрее и прятаться среди мусора бы не стал. Он посчитал бы это унизительным. Ему нравились болливудские боевики, в которых отважные герои с обнаженным торсом, из тех, что не в ладах с законом, прыгали из окон с высоты в несколько этажей и бегали по крышам вагонов поезда на полном ходу. А в это время в них вовсю палили полицейские, но почему-то никак не могли попасть в цель. Абдул же принимал все виртуальные киноопасности слишком близко к сердцу. Он по сей день с содроганием вспоминал тот вечер, когда вместе с еще одним мальчиком отправился в пиратский видеосалон, располагавшийся в хибаре в нескольких километрах от Аннавади.
Они посмотрели там фильм ужасов: в подвале некоего особняка поселился монстр – чудовище, поросшее рыжей шерстью и питавшееся человечиной. После сеанса Абдул был вынужден заплатить хозяину заведения еще двадцать рупий, чтобы тот позволил ему переночевать здесь же на полу, потому что ноги его от страха стали совсем ватными и идти домой он просто не мог.
С одной стороны, ему было стыдно демонстрировать другим свой страх. С другой – он считал, что вести себя иначе просто неразумно. Сортируя газеты или банки, он работал в основном руками, а сам наблюдал за соседями. Это развлекало его, к тому же на основе наблюдений он строил различные социальные теории. Одна из них казалась правдоподобнее остальных. Абдул заметил, что удача и счастье человека, живущего в Аннавади, зависели не столько от рода занятий и профессионализма, сколько от того, насколько умело он мог избегать разного рода неприятностей и катастроф. Счастлив тот, кого не сбил поезд, не обидел староста, не покусал малярийный комар. Конечно, он жалел, что ему не хватает ума и смекалки, но в то же время верил, что у него имеется не менее ценное для выживания в этой среде качество. Он обладал тем, что местные называют «чоканна» – был бдителен, всегда начеку.
– Я умею смотреть во всех направлениях, – говорил он иногда. Абдул был убежден, что предчувствует опасность и знает, как увернуться от нее, пусть даже в последний момент. История с Одноногой была первым случаем, когда он совершил промах.
Неизвестно, сколько времени прошло до того, как на майдане появилась соседка по имени Синтия. Она орала что есть мочи: «Почему же полиция не арестовала всю семью?» Синтия была подругой одноногой Фатимы и ненавидела Абдула и его родных, так как ее семейный мусорный бизнес прогорел. «Давайте все пойдем в участок и попросим полицейских, чтобы они забрали остальных», – громко призывала она обитателей Аннавади.
