Из дома Абдула в ответ не раздалось ни звука. Через некоторое время Синтия наконец заткнулась. Похоже, ее никто не поддержал и на марш протеста выходить не собирался. Соседи лишь разозлились за то, что она их разбудила. Постепенно напряжение начало спадать, Абдул немного расслабился… И тут услышал повсюду звон металлических кастрюль. Он приподнялся, встревоженно и озадаченно оглядываясь по сторонам.
Золотой свет струился через щели в двери. Но это не была дверь его склада. Он на секунду задумался и вспомнил, что это за место: это хижина молодого повара-мусульманина, жившего на другой стороне двора. Было уже утро, а металлический звон оповещал, что обитатели соседних лачуг уже встали и готовят завтрак.
Каким же образом он, Абдул, оказался здесь – в штанах, лежащим на полу? Когда он пересек майдан? Видимо, от страха у него случился провал в памяти, и он так никогда и не смог вспомнить, как провел последние несколько ночных часов. Ясно было одно: в самой ответственный, критический момент своей жизни, в ситуации, требующий мужества и предприимчивости, он не поспешил покинуть Аннавади, а просто заснул!
Наконец ему стало ясно, что надо делать: срочно отыскать мать. Он оказался неспособным к бегству и нуждался в ее руководстве. Она должна подсказать, что теперь делать.
Зеруниза проинструктировала его молниеносно:
– Беги быстрее, изо всех сил! – напутствовала она его.
Абдул схватил чистую рубашку и выскочил из дома. Через пустырь, потом вдоль неровно выстроившихся трущоб и дальше, дальше по гравиевой дороге. Вот справа куча мусора и водяной буйвол. Это его квартал. Напротив – сверкающий стеклом «Хайат». На бегу он с трудом пытался застегнуть пуговицы рубашки. Через двести метров путь ему преградила ведущая к аэропорту трасса. Вдоль нее тянулись цветущие сады – он почти не ходил среди этих деревьев и никогда не любовался всеми этим красотами. Здесь даже порхали бабочки…
Но он пролетел мимо и направился к аэропорту. Зал прилета – вниз, зал отправления – вверх. Нет, не сюда, а в сторону, вдоль длинного металлического забора, выкрашенного в бело-голубые цвета. За ним слышался стук забиваемых свай и рев экскаваторов – возводился новый суперсовременный терминал. По ходу он машинально прикинул стоимость листов алюминия, из которых было сделано ограждение. Мусорщик, которому удалось бы стащить и продать пару таких панелей, мог бы жить на эти деньги целый год.
Он все бежал. Круто повернул вправо перед стоянкой такси: желто-черные машины на утреннем солнце сияли так, что свет резал глаза. Снова направо, вдоль круто изгибающегося шоссе и склонившегося над проезжей частью дерева… И, наконец, последний поворот, после чего Абдул оказался на территории полицейского участка Сахар.
Зерунизе было достаточно одного взгляда на испуганное лицо сына, чтобы понять: этот не сможет прятаться от полиции. Да и сама она, проснувшись, встревожилась: из-за того, что Абдул сбежал, полицейские, наверное, будут жестоко избивать ее мужа. Долг старшего сына предписывал тому прийти на помощь больному отцу.
Абдул шел, чтобы выполнить свой долг, и делал это почти что с радостью. Пусть виновные прячутся. А он невиновен, у него же это просто на лбу написано. Что оставалось делать? Только предаться в руки властей, которые докажут его невиновность. Правда, за свою недолгую жизнь он имел возможность убедиться, что ни закон, ни справедливость не имеют силы. Но сейчас он снова был готов поверить в них.
Офицер в камуфляжной форме с погонами восседал за металлической кафедрой. Увидев Абдула, он удивленно поднялся. Усы чуть прикрывали мясистые губы, как у крупной рыбы. У парня навсегда запечатлелась в сознании эта картина: рыбьи губы дрогнули, слегка раздвинулись, и полицейский улыбнулся.
Часть первая
Обитатели трущоб
«В Аннавади любят помечтать: ой, мой сын станет врачом или юристом, и он всех нас озолотит. Пустое тщеславие! Представьте себе, что лодка плывет на запад, а вы похваляетесь: «Какой я отличный штурман!». Но тут меняется ветер, и вот уже вас несет на восток».
Карам Хусейн, отец АбдулаГлава 1
Аннавади
Остановим воображаемую пленку, на которой записаны все эти события, в тот самый момент, когда офицер с рыбьими губами поднимается навстречу Абдулу. А затем прокрутим ее мысленно назад. Вот юноша удаляется от полицейского участка и аэропорта, вот он дома, вот сворачивается пламя, объявшее одноногую Фатиму, а спичка возвращается обратно в коробок. Вот за несколько минут до этого Фатима пританцовывает на костылях, целая и невредимая, и распевает противным голосом любовную песенку. Легкая туника в розовых цветах развевается на ветру.
Отмотаем пленку еще на семь месяцев назад. Тогда, в январе 2008 года, всех трущобных жителей охватила новая надежда. Такого подъема и энтузиазма еще не знали эти хижины, быстро плодящиеся в крупнейшем городе той самой страны, где живет треть беднейшего населения планеты. Страны, ошалевшей от головокружительного подъема и внезапного финансового бума.
В тот день рассвет был ветреным. Это вполне типично для января, месяца, когда люди запускают воздушных змеев и ходят с простуженными ушами. Абдул спал на песке на улице. Места в доме не хватало, чтобы все члены семьи могли улечься хотя бы на полу. Долгие годы кучка песка служила мальчику кроватью. Рано утром мать аккуратно переступила сначала через одного из его младших братьев, потом через другого, и нагнулась к старшему сыну.
– Просыпайся, придурок! – прокричала она ему в ухо. – Ты что, считаешь, что твоя работа – сны смотреть?
Наблюдательная и суеверная Зеруниза заметила, что самый большой доход семья получала именно в те дни, когда она с рассвета обрушивала град ругательств на Абдула. Январские финансовые поступления были принципиально важны для реализации недавно созревшего у Хусейнов плана. Они всерьез решили покинуть Аннавади. Чтобы подстегнуть удачу, мать решила прибегать к утренним проклятиям регулярно.
Абдул поднялся безропотно. Зеруниза не терпела никаких причитаний, кроме собственных. К тому же в этот ранний час он меньше всего ненавидел свой квартал. Бледное солнце чуть играло серебристыми бликами на поверхности черной воды пруда. Щебет попугаев, обитавших у дальнего берега, еще был слышен, несмотря на набиравший силу рев самолетов. Возле соседних лачуг, стены которых чудом не разваливались, скрепленные проводами или веревками, сушилось и проветривалось влажное разноцветное тряпье. Дети в форменных школьных галстуках потянулись к колонке, волоча за собой ведра. Длинная очередь выстроилась к общественному туалету, располагавшемуся в выкрашенной в оранжевый цвет бетонной постройке. Козы смотрели по сторонам сонными глазами. Все было как-то уютно и по-семейному; еще не разгорелась борьба за существование, ежедневно бушевавшая в этом маленьком мирке.
Один за другим выходили люди из времянки, в которой прорабы выбирали разнорабочих на день. Девушки начали плести гирлянды из ноготков – они продавали их, лавируя между подъезжающих к аэропорту автомобилей. Пожилые женщины взялись за шитье розово-голубых лоскутных одеял – некая торгующая такого рода сувенирами фирма посылала разовые заказы в Аннавади. В маленькой душной мастерской по переплавке пластика полуобнаженные мужчины готовили к работе машины для выдува. Здесь из цветных шариков делали фигурки, подвешиваемые к зеркалу заднего вида. Трудно себе представить, кто и когда покупает всех этих улыбающихся уточек и розовых кошечек со стразами вокруг шеи. В это время Абдул надел старую, всю в пятнах рубашку, липшую от жары к его тощей спине, и сел за работу – разбирать двухнедельную гору мусора.
