— Да. Кто-то послал ему посылку с отравленным сыром.
— Как ты думаешь, кто это мог быть?
— Да мало ли кто? На маркиза многие точили зуб, включая его слуг. Говорят, он постоянно задерживал им жалование, а то, бывало, и не доплачивал. Очень уж не любил расставаться с деньгами.
— Но ведь ты не думаешь, что это сделал граф Пон-Л’евек?
— Нет, конечно.
— А мне, знаешь, как-то даже все равно. Даже если он сделал то, в чем его обвиняют, я все равно от него не откажусь. Наверное, так думать грешно?
— Нет, мадемуазель. Вовсе нет. Просто вы его очень любите, вот и все.
— Да, я очень его люблю. Как вспомню его улыбку, его нежный взгляд… Не могу себе представить, как я буду жить без него. Знаешь, он предлагал мне бежать с ним, а я отказалась. Если бы я согласилась, мы бы сейчас уже были далеко-далеко.
— Не корите себя, мадемуазель. Вы ни в чем не виноваты. Лучше послушайте, что я вам скажу. Помните, года два назад у королевы пропало рубиновое ожерелье?
— Да, кажется, что-то такое было.
— Да вы не можете не помнить. Был большой скандал. В краже обвинили графиню Пармезан. Теперь вспомнили? Графиню даже отлучили от двора. Ожерелья у нее, правда, не нашли, но на весь мышиный мир ославили. А потом ожерелье вдруг нашлось. Никто до сих пор так и не знает, куда оно в свое время запропастилось, и откуда появилось вновь. Если бы его взяла графиня, то она не смогла бы его вернуть, потому что с тех пор ни разу во дворце не появлялась. Ее супруг, граф Пармезан, тоже не мог этого сделать. Они с графиней безвылазно жили в провинции, в своем имении. Ну так вот, — Мари сделала многозначительную паузу, давая понять, что сейчас последует самое важное, то, ради чего затевался весь разговор.
Матильда, почувствовав это, приподнялась на подушке, чтобы не пропустить ни одного слова.
— Никто не знает, как это произошло, а я знаю. Ожерелье отыскал граф Де Грюйер.
— Граф Де Грюйер? — переспросила Матильда.
— Вы его знаете?
— Такой худой и высокий, с седыми висками?
— Он самый.
— Но ты-то его откуда знаешь?
— Через его слугу Марселя. Мы с ним обручены.
— А я и не знала, что у тебя есть жених, — удивилась Матильда.
— Ну, не совсем обручены, но почти что, — созналась Мари. — Так вот Марсель говорит, что у графа нюх, как у ищейки. Что ни спрячь, он все найдет, и до всего докопается.
— Он что, колдун?
— Марсель уверяет, что нет. Говорит, что просто у графа особый склад ума, и что он очень наблюдателен. Марсель тоже развивает в себе наблюдательность, хочет стать таким, как его господин. Граф его очень ценит и доверяет важные поручения. Марсель мне все это рассказал по секрету, и я до сих пор ни одной душе об этом не говорила, вам первой, и то только потому, что очень хочу вам помочь.
— Но каким образом?
— Марсель говорит, что граф спас немало невиновных мышей от гильотины.
— Как?
— Находил настоящих преступников.
Видимо, последствия перенесенного шока еще сказывались, потому что Матильда не очень хорошо соображала. Но наконец и до нее дошло, куда клонит Мари.
— Ты советуешь мне обратиться к графу?
— Именно. Марсель замолвит за вас словечко, и граф вас примет, — ответила Мари не без важности.
— Так давай пойдем прямо сейчас.
— Сейчас уже довольно поздно. Граф уже, наверное, спит. Давайте подождем до завтра.
— Хорошо, — не стала спорить Матильда.
Но как только за служанкой закрылась дверь, девушка выскользнула из постели, наспех оделась и через садовую калитку вышла на улицу. Там она села в наемный экипаж и попросила отвезти ее к дому графа Де Грюйера.
4. Поздний визит
Граф Де Грюйер клевал носом над переводом Монтеня, когда в дверь библиотеки тихонько постучали. От неожиданности граф вздрогнул. В дверях появился Марсель, слуга графа. Тот самый, к которому была неравнодушна славная Мари.
— Прошу прощения, Ваша Светлость, но к вам посетительница.
Сонливость графа как рукой сняло. Поздний визит мог означать только одно — кому-то понадобились его экстраординарные способности.
Как читатель уже догадался, графу нравилось проникать в тайны загадочных происшествий и решать головоломные задачи, которые придумывает для нас жизнь, и нередко — смерть. Разумеется, граф не оперировал такими понятиями, как дедукция и дедуктивный метод — они вошли в обиход несколько позже, но от этого его методы ведения следствия не становились менее продуктивными. Просто граф принадлежал к той породе мышей, которые обладали особым складом ума, позволявшим им проникать в самую суть вещей. Но, боюсь, мы немного отвлеклись.
Итак, стук в дверь вывел графа из состояния оцепенения.
— Кажется, я задремал, — сказал он.
— Не мудрено, Ваша Светлость. После двух дней в пути кого угодно сморит сон.
— Который теперь час?
— Почти одиннадцать.
— Для светского визита немного поздновато.
— Осмелюсь предположить, что это не светский визит.
— Не светский визит? Это уже интересно. Кажется, ты сказал, меня желает видеть дама?
— Так точно, Ваша Светлость.
— Она тебе знакома?
— Она не представилась, но я ее узнал. Это мадемуазель Рокфор.
Тут уж граф удивился по-настоящему.
— Дочь барона Рокфора?
— Она самая.
— Что ж, проводи гостью в гостиную. И подай мне мой сюртук.
Когда граф несколько минут спустя вошел в гостиную, гостья все еще стояла посреди комнаты. Она казалась растерянной, что было неудивительно.
Матильда Рокфор только недавно была представлена ко двору и граф не был знаком с ней лично.
— Я, кажется, не имею чести, — начал он обычную фразу вежливости, но тут гостья приподняла вуальку, и граф осекся на полуслове, встретив ее взгляд, полный мучительного страдания.
Отбросив все церемонии, он спросил:
— Что случилось, дитя мое? На вас лица нет. Пожалуйста, присядьте. Вот сюда, здесь вам будет удобно.
Граф хотел подвести девушку к креслу, но заметил, что она дрожит, словно в лихорадке.
— Да что с вами? Вы вся дрожите.
Девушка продолжала стоять. Было видно, что она с трудом сдерживается, чтобы не расплакаться. Отеческий тон графа, вместо того, чтобы успокоить ее, произвел обратное действие. Губы ее задрожали и из глаз брызнули слезы.
— Ну, ну, не надо плакать, — начал неумело успокаивать ее граф. Как и большинство мужчин, он становился совершенно беспомощным при виде женских слез. — Лучше расскажите мне, что стряслось.
