— Ханна, деточка…
Мама всегда говорит таким заискивающим голосом, когда хочет сообщить мне что-нибудь плохое. Я только что упаковала вещи, сложила пюпитр и проверила, не забыла ли набор карандашей с резинками с другой стороны — обычное требование любого музыкального курса. Дирижеры обожают измываться над ребятами, у которых нет с собой такого карандаша.
— Ханна? — снова раздался мамин голос. — Нам надо кое-что уладить. Ты не можешь спуститься, дорогая?
Я медленно сошла вниз и прислонилась к перилам.
— Что?
— Не говори «что», Ханна.
— Что нам надо уладить?
— Тебя ведь надо подвезти завтра утром на курсы?
— А чего там улаживать? Ты же отвезешь меня?
— Ну… Видишь ли, я не сообразила, что ты начинаешь в четверг и, к сожалению, у меня встреча…
— Мама! Ты же обещала! Ну, отмени встречу. Скажи, что у тебя есть дела поважнее. И это не будет отговоркой.
— К сожалению, это довольно важная встреча.
— Важно, чтобы ты отвезла меня завтра, мама! У меня такой большой багаж. Как я доберусь до лагеря?
— Может, ты позвонишь какой-нибудь подруге с курсов, и она подбросит тебя?
— Мама! У меня нет никакой подруги на курсах. Кто меня повезет, если даже собственная мать отказывается?
Я жутко расстроилась.
— А если на поезде? На станции можешь взять такси. Я дам денег.
— Это уж точно, дашь! — прошипела я. — Чего проще! Но уделить мне малую толику твоего драгоценного времени — просто невозможно. Ты уже сто лет знала, что в четверг меня надо везти на курсы! Почему какая-то встреча тебе важнее, чем единственная дочь? Почему хотя бы раз в жизни не поставить дорогую дочь на первое место — так, для разнообразия?
И тут пришел папа. Он всегда ужасно выглядит, когда возвращается с работы.
— Ну, что там у вас стряслось? — дипломатично спросил он. — Не надо ссориться. Хотя бы не перед твоим отъездом, дорогая.
— Мама не хочет подвозить меня завтра. Предлагает мне ехать на поезде. Это значит, что завтра надо встать ни свет ни заря…
— Ты валялась в постели до обеда каждый день с начала каникул, — зачем-то сказала мама. — Ничего страшного не случится, если ты встанешь…
— Да не о том речь! — заорала я. — Ты обещала отвезти меня. Я хочу, чтобы ты меня отвезла. Все остальные приедут со своими любящими родителями. Почему я одна такая ущербная?
— Может, я тебя подброшу? — сказал папа. — Завтра я позже начинаю.
— Ты отвозишь Джея, папа, в противоположном направлении.
— Ты же не бросишь Джея? — возразила мама.
Я не верила своим ушам:
— Зато меня запросто можно бросить? Классно!
Я вылетела из комнаты. Боже, как я иногда ненавижу маму. Она так часто огорчает меня. Я взлетела вверх по лестнице и грохнула дверью. Почему у меня такие ненормальные родители — вечно все не как у людей. Хотя папа у меня ничего, правда, слабохарактерный. Просто я не могу представить его на работе.
Через некоторое время в дверь постучался Джей. Наш миротворец.
— Ханна, давай папа завтра отвезет тебя, а я поеду на поезде. Я не возражаю. Ну, поболтаюсь там немного, ничего страшного.
За его спиной маячил папа. Он вошел вслед за Джеем и сел ко мне на кровать.
— Во сколько у тебя начало, Ханна?
— Мы должны быть там к десяти тридцати.
— А ты, Джей?
— Тогда же, в пол-одиннадцатого.
— Ну и ладно. Сначала я отвезу Ханну. Правда, ты приедешь немного раньше, чем надо. А потом я помчусь назад и заберу Джея.
Не такой уж слабохарактерный у меня отец.
— Спасибо. Уж лучше приехать туда гораздо раньше, чем самой искать дорогу. Пойми, просто я хочу, чтобы мама хоть иногда ставила меня выше своей работы. И хоть иногда выше Джея. Иначе это нечестно.
Папа ничего не ответил, да и нечего тут говорить. Он просто одарил нас жизнерадостной отеческой улыбкой.
— Ну что, всем по пицце? Я думаю, ваша мама очень устала, чтобы готовить ужин сегодня вечером.
Я незаметно толкнула Джея ногой, а то еще вздумает сказать папе, что мы почти все каникулы постоянно заказывали пиццу. Папа и так удивится, когда позвонит им и обнаружит, что они великолепно знают наш адрес.
Софи позвонила довольно поздно.
— Хорошо тебе провести время, Ханна. Не перещеголяй меня по числу кавалеров и разбитых сердец.
— Ой, мне там точно ничего не светит.
— Кстати, о Бене Саутвелле. Не знаю, с чего начать… На прошлой неделе он зажал меня в углу, признался в любви и сказал, что хочет со мной встречаться. Я кое-как отвертелась. Потому что он мне нравится только как человек, но не как парень. Я ему так и сказала. Знаешь, Ханна, это было просто ужасно, он чуть не плакал. Я не знала, что делать. Я попыталась обнять его, но он отстранился. «Не делай этого, — говорит, — не надо меня жалеть». Тогда я сказала, что не люблю, когда друг расстраивается, особенно из-за меня. Он немного притих, а потом говорит: «Значит, мы друзья, да?» Конечно, говорю, и он ушел. А сегодня я увидела его в первый раз с тех пор. Видишь, как все сложно?
— Бедный парень, — сказала я. — И ты тоже бедная.
— Да уж, точно. Ну ладно, желаю тебе сказочно провести время. Вспоминай обо мне, как я там в солнечной Франции. А я буду думать о тебе, — и с шотландским акцентом: — И о Дорналде!
— Вот уж спасибо так спасибо! — сказала я в хохочущую трубку.
Глава 3Во всех школах вечно чем-то воняет. Вот и в этой, куда я приехала, последние несколько дней шла активная уборка после учебного года, так что сейчас в школе пахло лаками и дешевой мастикой. В таком зловонии я оказалась задолго до обеда, в жутко жаркий четверг, который обещал стать еще жарче. Софи никогда не оказалась бы в такой дурацкой ситуации. И Мэдди тоже. А я вот сижу на кровати в безупречно чистой, безликой, однотонной спальне на четверых, скрестив ноги как маленькая девочка, не в силах придумать, что делать дальше.
Папа привез меня сюда и уехал. Как первый прибывший я была чересчур приветливо и тепло встречена в фойе тремя женщинами из персонала и одним мужчиной с козлиной бородкой (я помнила, что у него есть прозвище — Козленок, хотя по-настоящему его зовут мистер Гэльт). Он всегда готов встретить и разместить приезжающих. Меня должным образом поприветствовали и отправили читать объявления на досках: бесконечные списки, в которых значилось, кто в каком оркестре, какие произведения мы будем играть, где будем спать, чем заниматься в свободное время — еда, игры, экскурсии — а-а-а! Что я делаю здесь, в такой чудесный июльский день? Отныне я несвободна и не принадлежу сама себе?
