Глава 11. Подвал
В каменном мешке, куда нас поместили вместе с Маром было холодно и тоскливо. По стенам то и дело стекали капельки воды, иногда мы слышали пищание крыс. Не было даже окон чтобы определить время суток. Первое время мы старались подбодрить друг друга рассказами. Теперь же, просто лежали на сырых тюфяках вдоль стены и безучасно смотрели в потолок. Иногда тишину нарушало бурчание наших животов. Судя по моим ощущениям прошло уже несколько дней. Иногда нам приносили еду. Немного.
Мне казалось, будто я схожу с ума. Медленно перебирая в памяти свою жизнь, я постепенно дошел до момента рождения и вспомнил то, чего вспоминать не следовало. От сырости подвала ноги сводило судорогой, а Мар то и дело заходился сухим рыкающим кашлем.
Наконец, когда я снова устремился мыслями в прошлое, дверь отворилась. На пороге стояла сестра Рут. В ее глазах лучилось торжество.
– Я надеюсь вы усвоили урок? – пророкотала она и окинула нас самодовольным взглядом. – Пройдемте, вам надлежит принести господину проповеднику публичные извинения.
Еще не до конца отойдя от грез я замотал головой и отвернулся. Краем глаза я заметил недоумение на лице Мара. Затем услышал его тихий, то и дело прерываемый кашлем голос.
– Я готов извиниться, сестра.
Я услышал его сопение совсем рядом с собой.
– Ну, пойдем, друг! – умоляюще протянул он над моим ухом, – Я прошу тебя, вставай!
– Скорее, мальчишка! – рявкнула сестра Рут, – Если он хочет гнить здесь – это его право.
Я услышал шаги, всхлпывания Мара и визг закрывающейся двери.
Теперь я остался один.
Глава 12. Разговор
Калека сидел безучасно глядя перед собой. Его оживление столь быстро сменилось апатией, что я оторопел. После нескольких безуспешных попыток его разговорить, я присел на узкую деревянную скамеечку и сосредоточился. Ни мыслей, ни ощущений. Внутри черепа бедняги царила пустота.
Я услышал как мой вздох отразился от стен и постепенно затих. Придеться сосредоточиться.
Яркий солнечный свет. Я чувствую запах выпечки, который доноситься с кухни. Передо мной стоит колодка, я замахиваюсь и со свистом опускаю топор. До меня долетает цокот копыт. Повернувшись я вижу троих всадников, одетых в серые одежды.
Выдох…
Вдох…
Сосредоточиться…
Моя жена кричит, зовет на помощь. Один из ублюдков держит ее и пытается связать. Двое подходят ко мне, замахиваются хлыстами. Они быстры, но я успеваю метнуть топор. Кровь… Предсмертный хрип…
Удар обрушивается мне на голову, переворачивая мир вверх тормашками. В глазах темнеет. Когда пелена спадает с глаз, я уже связан. Слышу стоны моей жены. Резкий, отрывистый крик дочери. Мой крик.
Темнота…
Я со вздохом откинулся назад, почувствовал как моего затылка коснулась холодная твердь стены. Калека жалобно застонал и начал елозить по полу ногами. Его обрубок то и дело ударялся об пол оставляя на нем кровавые отпечатки. Мне стало его жаль. Но, тем не менее, я должен был продолжить.
Вдох
Выдох …
Вдох…
Темнота и шипение. Кто-то стоит надо мной, черный силует лишенный лица. Он наклоняется и я узнаю его широкое, одутловатое лицо. Мой барон, мастер Трим смотрит на меня не скрывая злобы. Его широко открытые глаза источают ненависть, которой я не видел ни разу в жизни. Надув щеки он плюет мне в лицо.
Адская головная боль.
Вдох…
В комнату входит громадина в черном капюшоне. По красной повязке у него на поясе я сразу узнаю палача. Мирт окидывает меня долгим презрительным взором и уходит. Я и пыточных дел мастер какое-то время молчим. Палач, словно примеряясь, кружит вокруг меня, я же – не свожу с него глаз. Наконец, не выдержав, я задаю вопрос.
– Что с моей семьей?
Вместо ответа палач подходит ближе и зажав мне нос, заставляет выпить что-то из маленькой грязной бутылки. Страх притупляется. Сняв со стены топор палач замахивается…
Кровь…
Боль…
Я застонал и прикрыл глаза. Калека сидел на полу и с любопытством смотрел на меня. Было так тихо, что я слышал биение своего сердца. Резкий звук проворачивающихся дверных петель заставил меня вздрогнуть. Калека застонал и забился в угол, всхлипывая и содрогаясь всем телом.
Повернувшись к двери я увидел искаженное удивлением лицо барона.
Затем на нем отразился страх.
Глава 13. Перемены
Из заключения меня выпустили спустя месяц. Выпустили не потому, что я просил или извинялся. Нет. Не выпусти они меня и одним трупом стало бы больше.
Мар умер за неделю до моего освобождения. Пневмония…
Подойдя к зеркалу я долго всматривался в узкое, незнакомое лицо. Глаза глубоко запали, вокруг них расплылись темно синие круги. Из под кожи проступила паутина вен. Но это было не важно. Основные изменения произошли внутри меня.
В каменном мешке, без солнца, без общения я начал прислушиваться к себе. Однажды, ворочаясь на сыром тюфяке, я заметил, что слышу кого-то еще. Ничего не значащие фразы, словно обрывки мыслей доносились из ниоткуда. Кто-то размышлял о том, насколько тоскливо сидеть целыми днями, прерываясь на небольшие прогулки… о том, как сильно болит зуб… что будет сегодня на ужин. Незаметно для себя самого я погрузился в эти мысли, вслушался в них…
И растворился…
За время заключения я открыл в себе то, о чем и не подозревал. Не скажу, будто мне это не нравилось, но и слишком радоваться я не спешил.
Выйдя на волю я прислушался к тем кто меня окружал. И чем больше я слышал, тем явственнее ощущал как внутри меня нарастает гнев. Я чувствовал, что ложь, витающая вокруг, рано или поздно приведет к катастрофе. И, однажды, я взорвался.
Глава 14. Разговор
Трим стоял на месте тяжело дыша. Его налитые кровью глаза перебегали с меня на калеку. На широком, бычьем лбу вздулись вены. Все это, вкупе с неярким светом свечи производило ужасающее впечатление.
Мне не приходилось даже настраиваться на него или напрягаться. Его мысли, словно волны набегали на меня, окуная с головой в пену ментального прибоя.
