Лорд Харткорт взял руку Гардении и отрывисто, голосом, на удивление лишенным малейших эмоций, произнес:
— Не позволите ли вы мне приказать, чтобы слуги проводили вас наверх и показали вашу комнату? Утром, когда ваша тетушка проснется, она проявит гораздо больше радости по поводу вашего прибытия, чем в настоящий момент.
— Мне кажется, вы слишком много на себя берете, — холодно заметила Гардения. — Я совершенно не намерена красться по черным лестницам, как вы предлагаете, я собираюсь увидеть тетушку немедленно.
— Прекрасно, — сказал лорд Харткорт. — В таком случае я пожелаю вам спокойной ночи. Но прежде чем сделать какой-нибудь опрометчивый шаг, подумайте, что у окружающих — если они увидят вас вот в этом платье — может возникнуть впечатление, подобное тому, что возникло у графа Андре де Гренеля.
Он вышел и захлопнул за собой дверь.
Гардения изумленно посмотрела ему вслед. Смысл его слов, звучавших, по ее мнению, как оскорбление, наконец дошел до нее. Она прижала руки к пылающим щекам. Как он посмел насмехаться над ней? Как он посмел глумиться над ее одеждой, над ее внешностью? Она чувствовала, что ненавидит его, этого английского аристократа со стоячим воротничком, с холодными манерами и цинично искривленным ртом. Какая дерзость — предположить, что ей будут не рады в доме ее тетушки или что она окажется недостаточно хороша для ее красивых друзей, которые производили такой шум наверху!
Но туг гнев испарился так же неожиданно, как и вспыхнул. Ну, конечно же, он был прав! Ее возмутила только его манера говорить. Ей показалось, что между ними происходила борьба: лорд Харткорт был твердо уверен, что она не должна видеться с тетушкой, она в той же степени была уверена, что должна. Если так — он выиграл, потому что он затронул самый волнующий для женщины вопрос — ее внешность.
Те же ужас и паника, которые она испытала, когда руки графа обхватили ее и она поняла, что его рот ищет ее губы, опять охватили все ее существо. Как он мог представить, что она всего лишь актриса мюзик-холла, которая приехала для того, чтобы развлекать гостей наверху? Что он там говорил о том, что она залезет в чемодан?..
Она заткнула пальцами уши, как бы стараясь спрятаться от звучавшего в ее голове голоса лорда Харткорта. Она так хотела забыть выражение его глаз. Но, если она не пойдет к тетушке, что же ей остается делать? Лорд Харткорт был прав! Ее появление наверху, в бальном зале, в дорожном платье произведет сенсацию, станет предметом сплетен и пересудов.
Возможно, Гардения была резка с лордом Харткортом, потому что ее обидело его отношение, но она поняла — теперь, когда он уже ушел, — что струсила, не решившись сделать все так, как намеревалась.
«Итак, единственное, в чем я уверена, — сказала она себе, стараясь рассуждать здраво, — я не могу больше оставаться в этой комнате».
Гардения раздумывала над тем, стоит ли пойти в холл и обратиться за помощью к мажордому, но потом вспомнила, что своим поношенным платьем уже вызвала у того презрение и удивление.
«Если бы у меня были деньги, — в отчаянии думала она. — Я бы могла дать ему чаевые. Это заставило бы его по крайней мере уважать меня».
Однако девушка понимала, что несколько франков, завалявшихся в ее кошельке, ничего не будут значить ни для мажордома, ни для другого напыщенного лакея в напудренном парике.
Она подошла к камину и позвонила. Шнур звонка представлял собой красивейшую узкую полоску гобелена. Он свешивался с карниза и был украшен золотой кисточкой. Гардения не смогла удержаться от мысли, что на те деньги, которые были потрачены на этот шнурок, она могла бы купить себе новое платье.
Некоторое время на звонок никто не появлялся, и Гардения стала раздумывать, не позвонить ли ей еще раз.
Наконец на ее вызов вошел лакей, тот самый лакей, подумала Гардения, который по приказанию лорда Харткорта принес ей поднос с едой. Мгновение Гардения колебалась, затем медленно на великолепном, почти классическом французском она произнесла:
— Попросите экономку прийти ко мне. Я не очень хорошо себя чувствую, чтобы присутствовать на приеме ее светлости, и мне бы хотелось, чтобы для меня наверху приготовили комнату.
Лакей поклонился.
— Я посмотрю, смогу ли отыскать экономку, мадемуазель, — ответил он.
Гардении пришлось ждать очень долго. Вскоре у девушки возникло предположение, что экономка уже отправилась спать, ее разбудили, и ей пришлось вновь одеваться. Наконец она явилась. Это была женщина довольно неряшливого вида, с огромной грудью и растрепанными седыми волосами и, вопреки ожиданиям Гардении, совсем не похожая на строгих английских слуг.
— Добрый вечер, мадемуазель, как я понимаю, вы племянница мадам? — спросила экономка.
— Все верно, — ответила Гардения. — Но, боюсь, я приехала в неподходящий момент. Естественно, я очень хочу видеть тетушку, но я так устала и неважно себя чувствую после продолжительного путешествия, что, возможно, правильнее будет подождать до утра, когда тетушка будет не так занята.
— Действительно, так будет вернее, — согласилась экономка. — Если вы последуете за мной, мадемуазель, я покажу вам вашу спальню. Я уже велела лакею отнести туда ваш чемодан.
— Большое спасибо, — с благодарностью сказала Гардения.
Экономка повернулась к двери и открыла ее. Гардении показалось, что шум, подобно урагану, ворвался в комнату. Она могла различить визгливые выкрики, мужские голоса, пронзительные восклицания женщин, грохот тяжелых предметов, за которым, подобно пушечному выстрелу, следовали взрывы хохота. Она не могла представить, что там происходит.
Экономка захлопнула дверь.
— Я думаю, мадемуазель, будет проще, если вы соблаговолите пройти черной лестницей. Из этой комнаты туда ведет дверь.
— Да, кажется, так будет правильнее! — согласилась Гардения.
Ей бы очень не хотелось, чтобы лорд Харткорт посчитал ее трусихой, но каждая клеточка ее тела сопротивлялась тому, чтобы окунуться в этот шум и неразбериху и выставить себя напоказ перед этой грубой хохочущей публикой.
Экономка подошла к книжному шкафу. Она, должно быть, нажала на какую-то потайную кнопку, так как тот повернулся, и перед девушкой оказалась дверь, ведущая в длинный узкий коридор. Не говоря ни слова, Гардения последовала за экономкой, которая толкнула за собой шкаф, и он встал на место. Они прошли по коридору, потом поднялись по узкой темной лестнице. Экономка миновала второй этаж, они поднялись еще выше, на третий. Какое-то время экономка в нерешительности стояла у двери, и Гардения решила, что она собирается открыть ее. Однако, очевидно что-то услышав, экономка передумала.
— Думаю, комната на следующем этаже больше подойдет вам, мадемуазель.
Они опять стали подниматься по лестнице, и на этот раз экономка отперла дверь, ведущую в ярко освещенный и устланный толстым ковром коридор, пройдя по которому они оказались у главной лестницы. Гардения подошла к перилам и посмотрела вниз. Ей показалось, что на лестнице собрались мужчины и женщины со всех этажей дома. Шум их голосов оглушал настолько, что трудно было различить звуки скрипок.
