— Уроки я учил, — хмуро глядя в сторону, признался Лёшка.
— Да ну?! — присвистнул я.
— Вот тебе и «да ну», — передразнил Лёшка. — Учил-учил, да так ничего и не выучил.
— Да выучишь тут с вами, как же. То родители нотации читали, то бабушка, потом ты припёрся, потом футбол по телевизору начался, потом соседский Колька… В общем хотел я вчера отличником стать, но не получилось. Только, понимаешь, настроюсь — бац! — кто-нибудь настроение собьёт.
— Что ж, в жизни всякое бывает, — стал успокаивать я друга. — Раз на раз не приходится. Но ты не унывай. Вчера не получилось, сегодня получится.
— Эх, в том-то всё и дело, что не получится, — убито вздохнул Лёшка.
— Сегодня мне быть отличником уже неохота.
— Знаешь, Лёшка, и мне неохота.
— Пойдём тогда мячик погоняем, — сразу повеселел Лёшка. — Один день ничего не значит, Так ведь?
— Конечно, — весело согласился я. — Подумаешь, один день в отличниках не походим.
И мы дружно помчались на школьный стадион.
Когда я наконец вернулся домой, стемнело окончательно. На ужин я набросился так, будто только что бездомным бродягой вернулся из глухой тайги. От еды меня сразу же разморило, и я, наскоро справившись с уроками, завалился спать.
«Ничего, — утешал я себя сквозь подступающий сон, — сегодня меня уже спрашивали, а завтра… завтра спросят Лёшку».
Как меня выбрали старостой
После пятого урока, едва прозвенел звонок, Маринка Збруева, наша староста, соскочила с места и закричала:
— Тихо, тихо! Никто никуда не уходит! Сейчас будет классный час!
Сразу же раздались возмущённые голоса:
— Да ну тебя с твоим классным часом!
— Мне домой надо…
— У меня занятия в музыкальной школе.
— Ребята! — принялась утихомиривать нас Наталья Борисовна. — Вопрос, вынесенный на повестку классного часа, очень важный. Мы с вами должны избрать нового старосту класса, редколлегию, а также назначить ответственных за культмассовый сектор и решить прочие организационные вопросы.
— А зачем старосту выбирать? Пусть Збруева остаётся, — крикнул со своего места Лёшка.
Маринка Збруева опять вскочила и закричала:
— Ишь ты какой хитренький. Привык, что все общественные обязанности несут одни и те же. Нет уж, теперь вы поработайте. Хватит на нас ездить.
— Я поработаю, — под общий смех ответил Лёшка, — я так, Збруева, поработаю, что мало не покажется.
— А я помогу, — подхватил я и тоже засмеялся.
Наталья Борисовна постучала карандашом по столу:
— Ребята! Прошу посерьёзней отнестись к переизбранию ответственных. От этого будет зависеть, насколько интересной станет ваша школьная жизнь.
— А нам и так интересно, — снова не выдержал Лёшка. — Так интересно, что хоть вешайся.
Збруева вспыхнула:
— Вот старостой назначим, тогда посмотрим, интересней ли тебе станет.
— Не-не, старостой не надо, лучше сразу пристрелите, — веселился Лёшка. — Если уж за что отвечать, так за спорт. Я из вас быстро олимпийских чемпионов сделаю.
— Тогда дружка твоего, Клюшкина, старостой назначим. Пусть попыхтит. А то со школы всегда домой чешет. Никаких общественных поручений не выполняет, — пригрозила Збруева.
Такой выпад в мою сторону мне не понравился.
— Подумаешь напугала, — огрызнулся я. — Журнальчик из учительской каждый дурак принести может.
Збруева от возмущения выпучила глаза и даже подбоченилась:
— Ты думаешь, только в этом и заключается работа старосты?
— А то в чём же ещё? Журнальчик Носить и учителям ябедничать.
— Увы, Миша, по всему видно, об обязанностях старосты у тебя сложилось не совсем верное впечатление, — прервала нашу перепалку Наталья Борисовна. — А в предложении Марины я вижу определённый смысл. Уважать труд другого сумеет тот, кто сам познал его.
— Так, значит, записываю: старостой назначить Клюшкина, ответственным за спорт Трубача, — провозгласила Настя Гуменицкая, которая вела протоколы всех собраний.
— Даём вам испытательный срок в один месяц, — добавила Наталья Борисовна. — От того, как вы себя зарекомендуете на данных постах, будут зависеть ваши дальнейшие общественные назначения.
С этого дня началась у меня жизнь, как в сказке. Оказалось, приятное это дело — быть старостой. Я начал командовать, где надо и не надо. Даже голос стал у меня начальственным.
— Всё, Горшков, чтоб больше я тебя нечёсаным в школе не видел, — взялся я за наведение дисциплины на следующий же день после собрания.
— Я что, виноват? У меня волосы во все стороны сами растут, — обиделся Горшков, похожий на молодого Пушкина.
— Постригись, — строго приказал я. — Сделай приличную причёску и ходи, как нормальный человек.
— Сам стригись, — задиристо ответил Горшков. — Я сто раз уже стригся, а они всё равно растут.
— Тогда выход один — обстричь тебя налысо, — вынес я свой приговор.
— Чего? — возмутился Горшков. — Я лысым ходить не собираюсь.
— Что ж, если по-хорошему не хочешь привести свой внешний вид в порядок, я принесу в школу ножницы и обкорнаю тебя самолично. Вот так.
— А я завтра в школу не приду, — выкрикнул Горшков.
— Ничего, ножницы нетяжёлые. Буду носить их, пока не явишься.
Чтобы не слышать возражений и не потерять авторитет, я быстро отошёл в другой конец класса и прицепился к Ленке Востриковой.
— Вот что, Вострикова, — нахмурив брови, сказал я ей, — мне надоели твои двойки по русскому. Разве родители с тобой не занимаются?
— Занимаются, — еле слышно прошептала она.
— Тогда в чём же дело? Или ты запустила материал, или просто ленишься?
Ленка густо покраснела и ничего не ответила. Тогда я с тяжёлым вздохом произнёс:
— Знаешь, что, Вострикова, я вот подумал и решил, что Николаева, пожалуй, сможет взять тебя на буксир. Поговорю с ней по этому поводу. Но чувствую, что наплачусь я с тобой, Вострикова, ох и наплачусь.
