— Кто там? — спросила Шагор.
— Я, — отозвался молодой женский голос. Шагор ущипнула Профуллу и велела ей молчать.
— Это черная уродина притащилась, — сообщила она.
— Третья жена? — сообразила та.
— Да, тише.
— Кто у тебя в комнате? — спросили за дверью. — Почему ты молчишь, Шагор? Я ведь слышала твой голос.
— А ты сама кто? — поинтересовалась Шагор. — По голосу — вроде бы жена брадобрея.
— Ты что, с ума сошла? — с обидой проговорили за дверью. — С каких это пор мой голос стал похож на голос жены брадобрея!
— Тогда кто же ты? — не унималась Шагор.
— Нойан! Нойан! Другая жена твоего мужа.
Ее полное имя было Нойантара, но в доме все звали ее просто Нойан.
— Ах, это ты, сестра! — с притворным раскаянием воскликнула Шагор. — Надо же так ошибиться! Как я только могла спутать тебя с женой брадобрея — та ведь намного светлее тебя.
— Что же, ты хочешь сказать, что я темнее ее? — рассердилась Нойан. — А еще называешься сестрой! Не было б тебе только четырнадцать лет…
— Да, мне четырнадцать, а тебе уже все семнадцать, — продолжала дразнить ее Шагор. — Я и моложе тебя, и красивее.
— Вот поэтому-то, наверное, ты и сидишь все время у своего отца, — в свою очередь поддела ее Нойан. — Ну да ладно. Я пришла к тебе не ругаться, а спросить об одной вещи.
— О какой?
— Открой сначала дверь, тогда скажу. Я не могу разговаривать через дверь. Да и зачем запираться на ночь?
— А я украдкой ем сандеш. Ты так не делаешь?
— Ешь, ешь, — вздохнула Нойан, большая охотница до сладостей. — Я зачем пришла-то к тебе? Ты слышала, кто к нам приехал?
— Кто? Уж не новый ли муж пожаловал?
— Замолчи, бесстыдница! Что ты мелешь! — возмутилась Нойан.
— А неплохо бы, — продолжала дурачиться Шагор. — Мы с тобой тогда поделили бы мужей. Я отдала бы тебе нового.
— Как тебе не стыдно! Разве можно говорить такое?
— А думать разрешается?
— Послушай, почему ты мне всякую ерунду болтаешь?
— Что же мне делать, сестра, если ты толком ничего спросить не умеешь? — невинным тоном ответила Шагор.
— Я слышала, к нашей свекрови явилась еще одна невестка!
— Какая?
— Да та, дочь кожевника.
— Кожевника? — удивилась Шагор. — Я что-то не слыхала о такой…
— Ну не кожевника, так мусорщика. В общем, «нечистая».
— И об этом не слышала.
— Ты что ж, не знаешь, что у нашего мужа есть еще одна жена, кроме нас, — нечистая?
— Неужели? Представь себе, не знаю.
— Ты нарочно морочишь мне голову. Ну та, на которой он женился первой.
— Но ведь она дочь брахмана! — заметила Шагор.
— Скажешь тоже, брахмана! Почему же тогда ей отказали от дома?
— А ты потеряешь касту, если тебя завтра выставят отсюда, а за домом поручат следить мне?
— Ты почему ругаешься, негодница?
— А зачем ты на других наговариваешь? Сама негодница.
— Замолчи! Я вот пойду к свекрови и пожалуюсь, что ты несешь всякие глупости. Подумаешь, дочь важного отца!
Нойантара — она же «черная уродина» — повернулась и, оскорбленная, пошла прочь. Шагор поняла, что перегнула палку, и поспешила вернуть ее.
— Не уходи, сестра! — позвала она. — Смотри, я открыла дверь.
Нойантара обиделась не на шутку и хотела выдержать характер, но любопытство пересилило. Ей мучительно хотелось узнать, сколько сандеша припрятала Шагор. Это заставило ее вернуться. Однако, войдя в комнату, она вместо сладостей увидела незнакомку.
— Кто это? — спросила она у Шагор.
— Профулла.
— Какая Профулла?
— Дочь кожевника.
— Такая красивая? — удивилась Нойан.
— Ну, куда ей до тебя! — съязвила Шагор.
— Не зли меня, — огрызнулась Нойан и добавила: — Тебе тоже не сравниться с ней.
5
Хозяин дома тем временем сел ужинать. Рядом с ним устроилась его супруга, приготовившись отгонять мух от посуды с едой. Она не собиралась пренебрегать этой священной обязанностью, несмотря на то что в доме имелось достаточно слуг, а рис никогда не был приманкой для мух. Но какой глупец решился бы упрекнуть ее за столь ревностное исполнение своего долга? Кто, как не жена, по-настоящему служит мужу и создает ему необходимые удобства? Покарай небо тех греховодников, кто ополчился на этот праведный обычай!
— Ушла от нас эта нечистая? — поинтересовался хозяин у жены.
— Куда же ей идти на ночь глядя? — ответила та, усердно размахивая хлопушкой и кокетливо теребя кольцо у себя в носу. — Ты ведь не прогонишь гостя, если тот явится затемно? Как же мне в такую пору выставить из дому невестку?
— С чего бы это я стал принимать гостей? — возразил муж. — Пусть отправляются в гостиный дом.
— Я не могу прогнать ее, — повторила жена. — Хочешь — гони сам. — И добавила: — Она такая красивая…
— Бывает, и у черни рождаются красивые дети… Но я ее все равно выгоню. Позови Броджа!
Служанка побежала за хозяйским сыном. Вскоре в комнату вошел красивый молодой человек лет двадцати — двадцати двух. Он подошел к отцу и остановился возле него, опустив голову. Юноша держался очень скромно и почтительно, не отваживаясь начать разговор.
— У тебя три семьи, сын мой, не так ли? — спросил его отец.
Броджешор промолчал.
— Помнишь свою первую свадьбу? С дочерью отступницы?
Юноша продолжал безмолвствовать. В те далекие времена сыновья знали свое место и ни при каких обстоятельствах не осмеливались вступать в разговоры с отцами, не то что теперь — чем старше дети, тем больше они дерзят.
— Эта нечистая сегодня явилась к нам. Я велел твоей родительнице выгнать ее метлой, но она отказалась. Да и что с нее взять? Разве женщина подымет руку на женщину? Ты мужчина, значит, ты и должен это сделать. Это твой долг. Сегодня же выстави ее из дому, и непременно метлой. А иначе я не засну спокойно.
— Ни в коем случае не делай этого, мой мальчик! — вмешалась мать. — Подумать только — оскорбить женщину! Слушай меня, а не его. Ее надо отправить отсюда по-хорошему.
Броджешор взглянул на отца, сказал: «Как прикажете», потом повернулся к матери, ответил: «Хорошо» — и продолжал стоять.
— Чем же ей жить, если ты ее прогонишь? — спросила жена у мужа.
— Чем угодно. Пусть хоть ворует или разбойничает, а не нравится — может просить милостыню.
