Среди первых своих граждан на уже освобождённых территориях оказались «бывшие военнослужащие Красной Армии, находившиеся в плену и окружении противника». Их судьба была неразрывно связана с той официальной государственной политикой, которая формировалась и проводилась в отношении данной категории военнослужащих накануне и в годы Великой Отечественной войны.
В 30-е годы негативное отношение государства к плену и военнопленным проявилось в антиправовой политике, когда отечественное право стало рассматривать нахождение в плену как измену Родине, т.е. как особо опасное государственное преступление. Это нашло своё отражение в принятом 8 июня 1934 г. ЦИК СССР Законе «Об измене Родине». В окончательной редакции Уголовного кодекса РСФСР, действовавшего в годы Великой Отечественной войны, статья 193–22, предусматривавшая ответственность за нахождение в плену, давалась в следующей формулировке: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля влекут за собою — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества»{12}.
Сталинская пропагандистская машина, используя различные средства и методы психологического воздействия на общественное сознание, пыталась сформировать резко выраженное негативное отношение к плену и военнопленным. Пленные фактически рассматривались как предатели, изменники Родины, как военные преступники, независимо от обстоятельств, при которых они попадали в плен{13}.
Сегодня известно, что именно в первые месяцы войны сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии оказались в немецком плену[8]. Суждения по этому поводу многократно высказывались и высказываются как нашими, так и зарубежными учеными-историками. Так, зарубежные историки Е. Андреева, Н. Бетел, М. Назаров и другие связывают массовую сдачу красноармейцев в плен с нежеланием советских бойцов и командиров защищать сталинскую государственную систему{14}.
Однако наиболее профессионально, на наш взгляд, объяснил причины появления огромного количества военнопленных среди советских военнослужащих в начальный период войны доктор исторических наук, профессор М.А. Гареев. По мнению этого известного военного историка, основными причинами, приводившими к пленению советских воинов в 1941 г., были: отсутствие оружия, с помощью которого можно было защищаться; неясность с обстановкой и растерянность в сложных условиях боя; боязнь ответственности; действия в тылу многочисленных диверсионных групп; страх смерти в случае продолжения сопротивления; наконец, неприятие советского строя, оправданные или неоправданные обиды, нанесённые этим строем, и др.{15} Такой же точки зрения придерживается и другой российский учёный — доктор исторических наук, профессор М.И. Семиряга{16}.
Конечно, были среди советских военнослужащих и случаи сдачи в плен добровольно, но для большинства из них сдача в плен «добровольно» была неприемлема. Иначе чем же можно объяснить героическое и мужественное поведение военнопленных в немецком плену, их бегство из тюрем и концлагерей, активное участие в антифашистском движении Сопротивления! По мнению автора, говорить и писать о массовой добровольной сдаче советских солдат и офицеров в плен — значит выдавать желаемое за действительное.
Долгое и упорное молчание высшего государственного и военного руководства СССР о значительном количестве советских военнослужащих, оказавшихся в руках у противника в начальный период войны, вызывалось, вероятнее всего, тем, что огромное число пленных могло ошеломляюще подействовать на советский народ, вызвать панику, породить пораженческие настроения в войсках, деморализовать гражданское население. К тому же для сталинского окружения признаться в том, что значительное число советских солдат и офицеров попало в плен, означало согласиться с собственной ответственностью за столь сокрушительное поражение и потери.
Этим и отчасти критической военно-политической обстановкой, когда речь шла о спасении Отечества, жизни миллионов наших соотечественников, было, по-видимому, вызвано появление известного приказа Верховного Главнокомандования Красной Армии от 16 августа 1941 г. за № 270, которому в исторической литературе уже давалась правовая и нравственная оценка.
Приказ обязывал «командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров»{17}. Он предписывал всем вышестоящим командирам и комиссарам расстреливать на месте подобных людей. В отношении же красноармейцев, которые предпочли сдаться в плен вместо «организации отпора врагу», в приказе содержалось требованием «уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи их лишать государственного пособия и помощи»{18}.
Но если ряд положений приказа № 270 можно оправдать критической обстановкой военного времени, то ни в какие рамки «законности» не вписываются и совершенно не заслуживают оправдания его пункты о репрессиях в отношении семей пленных командиров и политработников, о лишении льгот родных солдат и офицеров. По существу, приказ обрёк на страдания миллионы ни в чём не повинных людей.
О секретном приказе № 270, где все советские военнопленные объявлялись изменниками и предателями Родины, знали многие пленные, находившиеся в фашистских лагерях. Им особенно трудно было осознать, что Родина практически отказалась от них, к их физическим мукам добавлялись муки морально-психологические. Гитлеровская пропаганда умело использовала этот приказ для идеологической обработки военнопленных. Постоянно звучали слова И.В. Сталина о том, что военнопленных у нас нет, есть только предатели Родины{19}. «Немцы уверяли, — вспоминал бывший военнопленный Г.К. Сырков, переживший ад Хаммельбургского лагеря смерти, — что на Родине нас не ждут, что всех, кто побывал в плену, посадят в тюрьму или расстреляют»{20}.
Жёсткая позиция, занятая И.В. Сталиным по отношению к военнопленным, вероятно, спровоцировала значительную часть советских военнопленных вступить в создававшиеся тогда коллаборационистские формирования. Именно она не позволила правительству СССР использовать в годы войны имевшиеся в его распоряжении политические и дипломатические возможности для облегчения участи узников фашистских лагерей[9].
