«Бен сенден бююгим!»
Выучил уже.
Явно пригодится.
* * *
Огромный турок Али забился в угол, как в дзот, и занял оборону, выставив вперед мосластые волосатые кулаки. Позиция прекрасная, можно продержаться до утра. Нас сегодня на смене трое: я, Алекс и испанец Да Грио. Ситуация осложняется тем, что турок зажал клубную карту и мы не можем его просто вытолкать — нужно, чтобы он сперва отдал карту и заплатил. Причем добровольно. Силком вырвать у него деньги мы не имеем права. Вызывать лишний раз полицию — это вредит имиджу танцхауса. К тому же мы с Али в полуприятельских отношениях. Он интересный персонаж, эдакий безбашенный бычара с широкой душой. В трезвом состоянии не агрессивный даже с учетом турецкого менталитета, и в свободные дни, когда я торчу по своим делам в танцхаусе, мы угощаем друг друга пивом. Али — владелец небольшого публичного дома на окраине города, куда зазывал меня «отдохнуть». Я отказался, мотивировав тем, что мне стыдно платить за «это» женщине. Али удивился, насупился и заверил, что все будет за счет заведения, но я отказался снова, уже без всяких причин. Али печально покачал головой, сочувственно на меня посмотрел и отстал. Не знаю, может быть, и воспользуюсь его приглашением, но не ранее чем лет через сорок. Может, еще оправдаюсь в его глазах. Так что, внучки нынешних девочек, привет вам!
Но сейчас Али напился до безобразия и никого не различает: как и все турки, он пьет не для просветления души, а для помрачения рассудка. Выкаченные глаза похожи на бильярдные шары, а из больших ноздрей вот–вот вырвутся две струи пара. Оставляю своих парней контролировать выход и не подпускать к нам не менее пьяных дружков Али. Сам же вступаю с ним в дипломатические переговоры.
— Али, ты узнаёшь меня?
— Того, кто ко мне подойдет, клянусь Аллахом, убью! Смерти не боишься?
— Ну, мне‑то можно подойти, я же твой друг.
Али долго и подозрительно смотрит мне в лицо:
— Тебе можно. Но не близко.
— Где твоя карта?
— Ага, я так и знал! Вы все не любите меня, вам нужны только мои деньги. На! Забирай! — И он сует мне зеленую сотню.
— Мне не нужны твои деньги, мне нужна твоя карта.
— Это ты только на вид хороший мужик… А на самом деле ты хитрый.
— Хочешь сказать, что я подлый?
— И подлый! — Тут он всхлипывает. — Вы все хотите моих денег, а сердце мое кому нужно?
— Мне. Мы с тобой пили пиво, и ты приглашал меня к своим девочкам.
— Я вспомнил: ты мой друг и я люблю тебя. Ты не виноват. Тебе нужны мои деньги…
— Не говори ерунды. Я же не взял деньги, мне нужна твоя карта.
— Зачем? Зачем тебе моя карта?
— Карта принадлежит дискотеке.
Турок мрачно сопит. Думает.
— А я не отдам. Я буду здесь жить. Раз вы ко мне так относитесь, я буду жить здесь, возле пепельницы в углу.
— Тебе нельзя здесь жить.
— Ты выгоняешь меня, мой друг. Ты предатель!
— Неправда. Ты слишком много выпил, теперь отдай карту, расплатись и иди домой, завтра мы все тебя ждем, потому что ты хороший человек и мама у тебя тоже хорошая.
— Она была падшая женщина…
— Как тебе не стыдно, мы все уважаем ее, она достойная женщина!
— Все женщины — шлюхи!
— Не говори так. Твоя мама — настоящая турецкая женщина, а значит, она не шлюха. Правда?
— Ай, дорогой, дай я тебя поцелую…
— Не дам. Лучше верни мне карту и иди домой спать.
— Так я и знал! Ты предатель, ты вытащил меня из дискотеки, хотя я трезвый, оскорбил мою маму…
— А ты потерял свою карту, поэтому и не отдаешь. Напился как мальчишка и потерял.
— Я? Никогда! — Али достает портмоне, оттуда вываливаются вперемешку деньги, презервативы и разные карточки. — Вот! Вот она! — торжествуя, хлопает ею об стол.
— Али, смотри, ты рассыпал деньги… Алекс, быстрее.
Алекс молниеносным кошачьим движением стягивает карту со стола и галопом мчится к кассе, крича: «Макс, только держи его!»
— А–а-а–а! Сволочь!!! Дырка от задницы!!! Пусти меня!!! Этот ублюдок украл мою карту!!! Пусти или я убью тебя, клянусь мамой!
— Да, твоя мама очень достойная женщина.
— Да… это правда… и отец!
— Конечно! Твой отец очень достойный человек, все знают твоего отца.
Али неожиданно нахмуривается:
— Откуда ты можешь знать моего отца? Ты его не видел ни разу!
— Я вижу его сына. Али, ведь ты похож на своего отца?
— Конечно, все так говорят…
— Вот видишь, разве я тебе соврал хоть раз?
— Нет… ты мой лучший друг… мой единственный друг. — И он лезет целовать мне руку.
В этот трогательный момент появляется Алекс и пытается мне что‑то сказать. Успеваю шепнуть, что Али придет с деньгами завтра, главное — карточку вернули в кассу. Но Али, сфокусировавшись на Алексе, снова издает торжествующий вопль:
— А–а-а–а! Сын собаки! Я убью тебя! — И всей своей стокилограммовой тушей бросается на Алекса.
Я с трудом его удерживаю.
— Почему ты держишь меня?! Почему ты за него, а не за меня?
— Может быть, потому, что я подлый?
— Да, ты подлый. — Али плачет.
— И хитрый.
— Да… У тебя нет сердца! У вас, азиатов, нет сердца!
— Али, ты тоже азиат.
— Да! — Плачет еще горше. — У меня тоже нет сердца!
— Али, видишь, как все хорошо. Теперь иди домой, а завтра приходи опять, у меня будет выходной, и мы с тобой выпьем по три кружки.
— По две, мой друг, только по две… Три — это слишком много. Я не пью столько, ты же знаешь…
Али медленно собирает в портмоне высыпавшееся оттуда барахло и походкой колосса на глиняных ногах направляется к выходу.
Я облегченно вздыхаю, но, как выясняется, рано. В дверях возникает Ян, директор танцхауса:
— Али, ты опять набузил!
Тихо матерюсь сквозь зубы. Ян говорит тепло, почти по–отечески, но он явно не уловил общий смысл происходящего. Упрекать сейчас не лучшее время. При виде Яна в глазах Али снова загорается счастливый огонь:
— С–с-сукина подлюга!!! Я тебя насквозь вижу! Ты хочешь моих денег!!!
Снова подкравшийся Алекс, пользуясь тем, что объектом критики теперь сделался оторопевший Ян, подхватывает Али под левый локоть, Да Грио — под правый, и они медленно, но непреклонно буксируют его к двери. Али не обращает на них внимания. Его мозг ошарашен радостью встречи с директором и занят подбором слов для такой удачной и редкой случайности, поэтому тело упирается скорее автоматически. Покрасневший Ян поправляет белоснежный воротничок и принимает решение: