Считается, что мы дружим. Но ведь дружба – это когда все равны. А мы перед ней на цыпочках ходим, что Женька скажет, то и делаем. Просто она почему-то выбрала в «друзья» именно нас. А хотим мы или не хотим, даже не спрашивала. Позвала однажды к себе и сказала, что хватит вечерами сидеть дома и держаться за мамину юбку. Надо компанию организовать. С кем попало ей дружить неохота, а мы ей вполне подходим. Так мы и стали собираться вместе, в основном в выходные и по вечерам. Но и в школе если она с кем и общалась по-человечески, то только с нами. При этом, могу поспорить, Женька считает, что тем самым оказала нам великую честь и мы должны до пенсии гордиться, что мы – «избранные». Антон Бородин уверен, что не случайно она облагодетельствовала именно нас. Он так и говорит: «Критерием селекции были наши предки. Банально, но я не возражаю». Вечно он из себя умника строит. Хотя доля истины в его словах, конечно, есть. Потому что старший Бородин – известный в городе адвокат. Денег – куры не клюют. Мой папа – лет десять как гендиректор машиностроительного завода. Лопырёв тоже не из бедных. Папа у него бизнесмен. И не какой-нибудь ларёчник-чебуречник среднего пошиба – у него целая сеть очень даже недешёвеньких кафешек (удобно, кстати, – в одном из них мы регулярно зависаем, и с нас там денег не берут). У матери Лукьянчиковой тоже свой ресторан на Тихвинской. А Запеваловой отец, можно сказать, с Бородиным-старшим в одной сфере, но на разных полюсах. Он у неё – полковник полиции.
Впрочем, выбирала нас Женька не только «по одёжке». Например, с самого начала она звала в компанию меня и Антона Бородина – без Ольги. Но с Олей Лукьянчиковой я дружила ещё с детского сада. К тому же мы с одного двора. Ну а Женька предложила дать ей отставку, мол, она – «плебейка и дура». Оля, конечно, не голубых кровей и не мегамозг, но дура и плебейка – это чересчур. Я сказала, что не могу так. Запевалова дёрнулась. Видно было, что ей неприятно и что она вообще не ожидала такого ответа. Женька, помню, ушла злая. Я и сама весь вечер переживала, потому что уже тогда поняла – обид она не прощает. Побежала к Оле и выложила ей всё начистоту. Мы вместе поахали-поохали, что же теперь будет. А на следующий день Запевалова сказала: «Ладно, пусть твоя Лукьянчикова тоже с нами ходит, раз уж она тебе так дорога». Я думала, Ольга взбрыкнёт, ну или, по крайне мере, будет дуться хоть пять минут – ведь про «дуру и плебейку» я ей тоже передала. Но она обрадовалась! Чуть не завизжала от восторга. Мне даже немного обидно стало.
Теперь же Оля вообще изменилась – не узнать. Раньше была простая, весёлая, смешливая. А сейчас она старается Женьке подражать – с другими девчонками из класса разговаривает свысока, а некоторых и вовсе в упор не замечает. Только с нами, со мной и с Женькой, она вроде как прежняя. Ну и девчонки наши тоже странные. Вьются вокруг них, заискивают. Главным образом перед Женькой, но и Оле заодно перепадает толика внимания. Ко мне, конечно, тоже одноклассницы хорошо относятся, но хочется думать, что это не из-за Женьки. Я, по крайней мере, стараюсь ни перед кем нос не задирать и вроде никого не обижаю. Ну, кроме Кристины Волковой… теперь. Да и её мне лично бить не хотелось. Знаю, многие бы сказали: если не хотела, зачем била? Они просто не учились в нашем классе…
Прибыла к нам Волкова где-то в середине сентября. Вошла на перемене, перед литературой. Но вот как она вошла – это надо было видеть! Ввалилась по-наглому, как домой. Жвачкой чавкала, пузыри пускала. У самой юбка – еле попу закрывает. Чёрные волосы с синими прядками начесала так, что всё колтуном стоит. А макияж – мама дорогая! Подводка от носа до виска – глаз не разглядеть. Черничная помада. В носу гвоздик. Какие-то дешёвые цепочки и браслеты понавешала. В общем, красотка – умереть не встать!
Мы сначала от такого неземного чуда едва с мест не попадали. В нашей школе по поводу внешнего вида и одежды очень сурово. У Анны Карловны, директрисы, на этот счёт прямо пунктик какой-то. А директриса наша – это самый страшный человек. Я не шучу. От неё даже учителя трепещут, а меня вообще в дрожь бросает при встрече. Папа говорит, старой закалки человек – отсюда и все её закидоны: не краситься, короткие юбки и джинсы не носить и вообще школьная одежда должна быть серая или чёрная. И, видимо, чтобы показать всем, как надо одеваться, сама директриса всегда ходит в чёрном платье почти до пят, с длинными рукавами и воротником стоечкой. Даже в жару! С причёской та же история: вечно залижет волосы назад и скрутит в фигушку. Никакого разнообразия. Хотя в её возрасте – а ей, наверное, под семьдесят – просто уже не до причёсок и нарядов. Девчонки говорили, что она даже нашу классную, Майю Вячеславовну, отчитывала за розовую блузку: мол, в школе надо думать только об уроках и ни о чём больше, а она, классная, своим примером детей с толку сбивает. Правда это или нет, но Майя Вячеславовна одевается теперь уныло и невзрачно, как и все. Хотя она у нас всё равно красавица.
Анна Карловна, естественно, контролирует не только внешний вид. За учёбу, а особенно за дисциплину, тоже гоняет. То есть не гоняет. Не совсем верное слово, учитывая её преклонный возраст и то, что сама она – сухая и тощая, как египетская мумия. Просто каким-то образом умудряется держать всех нас – и учеников, и учителей, и даже завучей – в кулаке. Даже самые отпетые двоечники при ней слова лишнего сказать не смеют. Вот такая она.
К счастью, директриса – за глаза все зовут её Карга – в нашем классе не ведёт, поэтому видеть её приходится нечасто. Кроме того, она подслеповата и лёгкого макияжа не замечает. Но такую писаную красавицу как Волкова не заметить невозможно, даже издали.
В общем, в первый момент от вида новенькой мы все обомлели. А она встала перед классом, лопнула очередной пузырь и выдала:
– Хай, пипл. Это ведь девятый «А»? Я буду у вас учиться. Зовут меня Кристина Волкова. Можно просто Кристина.
Все покосились на Запевалову – как она отреагирует. А Женька почти равнодушно, во всяком случае, беззлобно протянула:
– Слушай ты, побочка, не знаю, из какой ты помойки выползла, но тебе лучше поскорее вернуться обратно. А как тебя называть – решать нам.
Волкова сперва смутилась, даже покраснела слегка. Но потом, видать, решила проявить характер:
– От побочки и слышу. А как меня называть, уже решили мама с папой. Тебя не спросили.
Вот это была сцена! У всех челюсти отвисли от такой неслыханной наглости, а Запевалова аж лицом потемнела и ноздри раздула – верный признак скорой бури. Вышла из-за парты и направилась к новенькой. Та сразу струсила, хоть и старалась виду не показать. Правда, не слишком убедительно. А все аж из-за парт повылезли, чтоб ничего не пропустить. Но Женька до неё не добралась, даже рта раскрыть не успела – раздался звонок, и в кабинет влетела Майя.
Нашу классную мы зовём Пчела Майя. Как в японском аниме. Прозвище приклеилось к ней, в первую очередь, из-за имени. Ну и отчасти потому, что она вечно вся такая деятельная, суетная, везде торопится (и, кстати, всё равно постоянно опаздывает).
– А-а, ты у нас новенькая, – бросила классная мимоходом. – Секундочку.
Добралась до своего места, кинула на стул сумку и журнал, подвигала ящики – ничего оттуда не достала, беглым взглядом пробежалась по классу и только тогда успокоилась. Она всегда так дёргается. Урок не начнёт, пока всё не потрогает и не осмотрит. Только затем она по-настоящему обратила внимание на новенькую. Хотела что-то сказать, да так и застыла. Ещё бы, в нашем «монастыре» эта новенькая смотрелась как чёрт.
