Дверь ему открыла мама. Ванька несмело взглянул на неё и испугался: она была другая, какая-то новая, нездешняя, чужая. Ванька никогда раньше не видел её такой.
– Прогульщик! Лодырь! Нахал! – закричала мама с порога. Она кричала так громко, что временами голос её срывался. Она никогда раньше так не кричала…
– На работе! – помолчав немного, устало ответила мама и прибавила: – Иди ешь и делай уроки!
Но Ванька не хотел есть и делать уроки.
– Не до спектаклей сейчас, – раздражённо махнула она рукой. – Иди делай уроки!
Обиженный, Ванька ушёл в комнату. Он сел на стул перед компьютерным столом, где обычно выполнял домашние задания, вытряхнул из рюкзака учебники, взял в руки ненавистную математику, задумался на секунду, а затем зашвырнул книгу в самый дальний угол и быстро запустил компьютерную игрушку.
Глава 6. Самый длинный день
Утром мама разбудила Ваньку раньше обычного.
– Вставай! – включив свет в комнате, с порога громко сказала она.
Ванька неохотно вылез из-под одеяла и посмотрел на неё заспанными глазами.
– Отец дяде Мише ушёл помогать. А мне на работу надо. Поднимайся, иначе в школу опоздаешь!
– Зачем помогать? – с недоумением уставился на неё Ванька.
– Не знаю! – поспешно ответила мама. – Собирайся быстрей, а то чай остынет, – и она торопливо скрылась за дверью.
На кухонном столе с белоснежной скатертью, за которым обычно собиралась вся семья, лежали одинокие бутерброды с колбасой, а в стороне стояла чашка чая. Ванька откусил бутерброд и с тоской положил обратно – есть не хотелось и ещё меньше хотелось в школу. Везёт Димке.
Ванька шёл медленно-медленно, заглядывая во все встречающиеся на пути магазины, ведь первым уроком была математика. И кто только придумал постоянно ставить её первой?!
В класс Ванька вошёл со звонком. Стоило ему переступить порог, как на него тотчас же уставились двадцать пар любопытных глаз, будто одного его и ждали. Будто одного Ваньки не хватало, чтобы начать спектакль, – спектакль, в котором ему досталась хоть и главная, но весьма незавидная роль.
Ребята переводили нетерпеливые взгляды с Ваньки на Лидию Сергеевну, бессменного режиссёра, ведь именно от её реакции зависело развитие действия. Реакция не заставила себя ждать.
– Что, Шишкин, вернулся? – оглядев Ваньку с ног до головы, язвительно поинтересовалась математичка.
– Уйдёшь от вас, как же, – сердито пробурчал он себе под нос.
– Что ты там бормочешь?
– Ничего!
– И где это ты был вчера? – продолжала допытываться учительница. – В Третьяковской галерее? На картины Шишкина любовался?..
Класс засмеялся, оценив иронию режиссёра. Смеялись все: и староста Царёва, и маленький тщедушный Трусов, и Петухов, – одна Лена Короткова не смеялась: в её голубых глазах читалось сочувствие.
– Садись, – приказала Лидия Сергеевна Ваньке и напоследок, поглядев на него, строго прибавила: – Додумался школу прогуливать – хулиган!
Ванька сел, внутри у него всё кипело.
– И как, Шишкин, красивые картины были? – тут же обернулся к нему ехидный Петухов.
Ваньке очень хотелось врезать ему, им всем, но ещё больше хотелось, чтобы поскорей закончились уроки: нестерпимо скучные, однообразные, тянущиеся один за другим. После математики русский, затем английский, литература, история… Учителя мучили нравоучениями, призывали к вниманию, заставляли слушать… Димку бы сюда сейчас, он бы их точно всех довёл! А потом они вместе побежали бы играть в компьютер, пугать кота или доставать соседа…
На последнем уроке – рисования, предчувствуя долгожданную свободу, Ванька ёрзал на стуле и постоянно глядел в телефон, считая минуты до спасительного звонка. И, как только громкая заливистая трель ворвалась в душный класс, он радостно схватил рюкзак и устремился к выходу, теперь уже точно зная, куда пойдёт.
Настоящий хулиган встретил Ваньку вполне дружелюбно. Не обзывался, не грозил дать в нос, наоборот, спокойно открыл дверь и сразу же предложил идти на кухню. Оказалось, что мамка сегодня была очень добрая и принесла ему двухлитровую бутылку газировки, а пить её в одиночестве совсем не интересно. Поэтому Димка даже обрадовался, что Ванька пришёл. И сам Ванька тоже был рад. С Димкой ему было весело и легко, наверное, именно поэтому, когда они сидели на кухне, потягивая через трубочки прохладную шипучую кока-колу, Ванька вдруг рассказал новому приятелю и про Лидию Сергеевну, и про спектакль, – про всё, что так волновало его в последние дни.
– Нужен тебе этот спектакль, – выслушав друга, недоуменно посмотрел на него Клычков. – Я сам такие спектакли устраиваю! Закачаешься! Все по моим правилам играют. Я у них режиссёр… постановщик! – Димка насмешливо хмыкнул. – Когда я в класс захожу, все от страха под парты прячутся… даже учителя…
– Ничего себе! – восхищённо протянул Ванька.
– Это ещё что! – воодушевился Димка. – Стоит мне только на пороге школы появиться, а директор уже в курсе. И сразу все бегают, волнуются, а потом совещаться начинают, что со мной делать.
– Везёт тебе!
– Не знаю, – пожал плечами Димка, – может, и везёт. Веду себя, как хочу, никого не слушаю. Захочу – школу прогуляю, захочу – в глаз кому-нибудь дам.
Директор несколько раз мамку вызывал, а она с дядей Толиком в дом отдыха уехала и не пришла. Теперь учителя вообще не представляют, что со мной делать…
– Я тоже иногда мечтаю Лидию Сергеевну довести, – неожиданно признался Ванька, – ну или хотя бы Петухову в глаз дать.
– Дай, что тебе мешает?!
– Не могу, я отцу обещал не драться. Он считает, что кулаками ничего не решить.
Димка, и так почему-то погрустневший, при последних словах вовсе расстроился и уныло произнёс то, что произносил уже не раз:
– Да ну этих взрослых, вечно они всё врут.
«Надо будет обязательно папу с Димкой познакомить, – думал Ванька, торопливо шагая домой по вечерней заснеженной улице. – Димка не плохой, а папа не врун, просто они друг друга не знают, поэтому так и думают. Да, прямо сейчас и расскажу, не обманывать же его, что на математике задержался…»
Подгоняемый нетерпением, Ванька быстро дошёл до дома, открыл ключом дверь, переступил порог и остановился… У порога стояли большие дорожные сумки, с ними вся семья часто ездила отдыхать.
– Что это? – недоуменно спросил Ванька у мамы, показавшейся из дверей кухни. – Где папа?
– К тёте Ире ушёл, он больше с нами жить не будет! – ответила она и, не сказав больше ни слова, усталая, осунувшаяся, снова скрылась в кухне.
